Гроппер протянул руку. Человек в кресле захныкал. Он хныкал точь-в-точь, как грудной ребенок с голосовыми связками старца.
– Это кто там, в кресле, я?
– Да, да, – сказал Беллоу. – Это вы. Вернее, ваше тело. Обратите внимание на идиотский взгляд. Прошу прощения за выражение, но это так. Когда мы разряжаем кору больших полушарий мозга, остаются лишь безусловные рефлексы грудного ребенка. Это существо в кресле будет охотно брать грудь, плакать по ночам, ходить под себя и улыбаться кормилице. И то, кстати, не сразу. Если бы он был здоров, через год, возможно, он начал бы проситься на горшок и делать первые шаги. Впрочем, не исключена вероятность, что в вашем возрасте научиться этому труднее.
– Послушайте, профессор, – сказал Гроппер, – я вам верю. Но для чего рисковать еще раз? Быть может, оставим меня в моем нынешнем... так сказать... обличье? Мне нравится ваш помощник, вернее, его тело. Я чувствую себя в нем, как в хорошо сшитом костюме. Скажу откровенно, мне не хочется вылезать из него.
– О, я предвидел такой вопрос, – ухмыльнулся профессор. – Но, во-первых, у меня нет чека на двадцать миллионов долларов и ни малейшей уверенности, что я их получу. Во-вторых, вы сами не смогли бы получить и цента, так как в глазах всех вы были бы не Фрэнком Гроппером, а Кристофером Хантом. В-третьих, мне нужен помощник.
– А если я...
– Я подумал и об этом, мистер Гроппер. Дверь лаборатории заперта, и вы не знаете комбинации замка. Кроме того, в руках у меня гидравлический пистолет-шприц с сильным наркотиком. Если я нажму спуск, через секунды вы потеряете сознание.
– Вы деловой человек, Беллоу.
Через несколько минут Гроппер снова услышал голос профессора:
– Встаньте, откиньте фиксатор!
Гроппер выпрямился. Облако привычной боли и слабости плыло у него перед глазами. Тупо ныл живот. Липкая испарина клеем смазывала лоб. Дрожали руки. Больной, умирающий старик, проснувшийся после сна, в котором его тело звенело молодостью и силой. Ему не хотелось просыпаться, как не хочется просыпаться и обрывать сон о жизни осужденному на казнь. Это слишком: помахать перед носом жизнью, ощущением здорового, такого всемогущего тела и снова засунуть умирать в кишащий метастазами истлевший мешок. Ой почувствовал, как расплылись очертания лаборатории, и догадался, что у него на глазах слезы.
– Немного терпения, сэр, – сказал Хаит, – У вас будет упаковка еще лучше моей.
– Теперь дело за вами, – добавил Беллоу. – Тело найдите сами. Кан и где – это уж ваша забота. Двадцать миллионов разделите на несколько частей. Положите деньги и акции в сейфы различных банков и привезите ключи. Наличных не надо. Это слишком рискованно. Лучше подпишите чеки на часть суммы. Мне незачем вам говорить, но все это должно быть сохранено в абсолютной тайне. Вот мой номер телефона. Когда все будет готово, жду вашего звонка. Сядете в машину – убедитесь, что никто не следит за вами. А то ваши наследники вряд ли бы пришли в восторг, если б узнали о том, что здесь замышляется... До свидания, сэр. Сюда, пожалуйста.
Патрик Кроуфорд включил электрическую бритву. Ремингтон зажужжал потревоженным ульем. Патрик подпер языком левую щеку – он всегда начинал бритье с левой половины лица – и поморщился. Уже давно он так скверно не выглядел: пухлые мешочки под глазами, географическая сетка красных прожилок на белках глаз. Ну, кто там еще?
В дверях стоял Блез Мередит.
– Сэр, у меня не больше пятнадцати минут. Старик не любит, когда меня не оказывается под рукой. Сказал, что должен навестить сестру. Придется заехать к ней на секунду. Со старика может статься проверить, действительно ли я был у нее. Эти дни он страшно подозрителен.
– Ну что у вас там, выкладывайте.
– Ваша штучка, мистер Кроуфорд, что вы мне дали прошлый раз, очень помогла. Мне удалось ее засунуть под сиденье «шевроле»...
– Почему «шевроле»? – спросил, внезапно заинтересовавшись, Кроуфорд. – Старик ведь всегда ездит на своем черном катафалке.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.