Когда событие такого плана и масштаба, как Всемирный фестиваль молодежи и студентов, отходит в прошлое, оно не скрывается за горизонтом истории, а еще долгое время находится в поле зрения современников, приковывая к себе их взгляды, мысли, сердца. Большое лучше видится на расстоянии. Проходит время, и наступает такой момент, когда каждая черточка происшедшего помнится еще очень остро и отчетливо, но уже все эти отдельные черточки и штрихи, сливаясь воедино, составляют цельную и грандиозную картину.

Полтора месяца отделяет нас от VIII фестиваля. Память еще крепко держит мозаику рукопожатий, улыбок, радостных кивков согласия, приветственных финских слов, повторенных с сотней акцентов, танцевальных вихрей, высекавших искры из гранитного пола хельсинкских площадей. В памяти, как на фотопленке, навеки запечатлены тысячи лиц, встреченных в Хельсинки в эти десять дней. Тысячи лиц, тысячи глаз. Нельзя забыть родниковые глаза сияющей кубинки; открытые всему миру, расширенные хмелем праздника глаза гвинейского барабанщика; скрытые темными стеклами очков скорбные глаза испанского подпольщика; остервенелые в трусливой злобе, пьяные глаза фашиствующего дурачка (как хотелось бы вырезать этот кадр из пленки!); удивленные, как бы навсегда застывшие в недоверии глаза американской студентки из Висконсина; совсем еще мальчишеские, усталые и твердые глаза юного коммуниста из ФРГ.

Многое держит память. По сегодня, отбирая и сортируя виденное, слышанное, понятое, сознаешь, что. главное на фестивале – это то, что не закончилось в минувшие десять дней, а лишь началось и продолжается, совершается, происходит сейчас, – это распространение фестиваля на всю планету, это победное шествие фестивальных идей. В этом смысле фестиваль можно сравнить с мощным синхрофазотроном, испустившим поток частиц невиданной энергии. Фестиваль стал Великим Ускорителем передовых идей молодежи.

Прошло полтора месяца с то го дня, как от освещенного при чала парка Кайвопуйсто отошла ярко украшенная шхуна с фестивальным знаменем. Еще не все делегаты вернулись на родину, чтобы доложить пославшей их юности об успехе своей миссии, об очередной победе сил мира. Но и сегодня уже ясно: влияние фестиваля ширится. Фестиваль трудолюбиво работает на Мир!

Слово «делегаты» не часто употребляется в отношении участников фестивалей. Пожалуй, в своем буквальном значении оно и неправомерно здесь. И все-таки тех, кто приезжал в Хельсинки на VIII Всемирный, хочется назвать именно «делегатами». Потому что юноши и девушки, собравшиеся на фестиваль, – молодые рабочие, крестьяне и студенты, артисты и спортсмены – ощущали свою ответственность перед пославшими их друзьями, перед всем своим поколением, перед человечеством. Как никогда раньше, они понимали важность дела, ради которого собирались.

Фестиваль был не только жизнерадостным праздником юности, он был смотром сплоченных сил молодежи в борьбе за мир. Поэтому особенно важно и показательно, что VIII фестиваль явился самым представительным форумом в истории международного молодежного движения.

Человек, когда ему двадцать лет, исполнен неудержимого оптимизма; он убежден, что счастья не может не быть. Человеку в двадцать лет трудно поверить, что кто-то сознательно готовит войну, науськивает смерть на него, на всех люден. Но те двадцатилетние, что приехали на фестиваль, знают самую суровую правду. Они знают, что мало только хотеть мира, за мир надо бороться.

Я помню парня, приехавшего из Греции. Он называл себя Никосом. Ему было семнадцать. Он говорил:

– Когда я родился, та война уже отгремела. Я не слышал воя фугасов и не видел горящих домов. Но вы думаете, я не знаю, что такое война? Каждый день моей жизни был отравлен ее ядом. Война не ушла из моей страны в сорок пятом. Для меня мир – это когда из Греции уберутся американцы, когда захлопнется дверь за последним солдатом НАТО.

Другой парень – посланец молодежи народной Болгарии, Гриша, сказал так:

– Война всегда казалась мне, в общем-то, невероятной. У меня не укладывалось в голове, как могут существовать люди, ее готовящие. Я, конечно, знал, что они есть. Но, видимо, просто знать – мало. Надо их встретить.

Вчера я столкнулся с этим пьяным сбродом; нет, они не страшны и даже не опасны, просто мерзки. Но вот те, кто стоит за ними, кто платит им, и вкладывает в руки камень, и учит грязному слову «антифестиваль», – вот эти опасны. Я думал вчера о сбившихся с дороги парнях. Ведь они уже жертвы войны. Значит, война здесь, рядом. Мы в ответе за то, чтобы атомная смерть не вырвалась из клетки. Но мы в ответе и за те жертвы, которые пожинает война, еще не став мировой катастрофой.

И еще одно, последнее высказывание об антифестивальщиках. Оно принадлежит американцу, которого я часто встречал на пресс-конференциях. Не берусь сказать точно, какую именно газету он представлял. Мы не обменивались визитными карточками. Мы столкнулись поздно вечером на улице Александркату. Только что здесь пыталась устроить галдеж разухабистая компания «анти». Они разбежались, завидев возвращавшуюся с концерта группу советских танцоров. Посмотрев вслед «анти», американец хмыкнул:

– Жалкое зрелище.

– Вот как? – заинтересовался я. – Вы так считаете?

– Мы пишем, что фестиваль – это коммунистическая пропаганда. Но, ей-богу, лучшая пропаганда ваших идей – эта шпана. Покажи мне своего врага, и я скажу, кто ты. Трудно работать.

Корреспондент, кажется, искал сочувствия.

Да, единственным результатом вылазок антифестивальщиков стала еще большая сплоченность участников фестиваля.

Программа фестиваля была насыщена семинарами, коллоквиумами, дискуссиями, встречами. Разговор шел о многом. Но прежде всего и всегда о мире. Нет такой проблемы, затрагивающей молодежь, которую можно было бы решить, оставив в стороне этот кардинальнейший вопрос эпохи.

На фестивале был дан отпор вольным или невольным апологетам буржуазной пропаганды, стремящимся утопить вопрос о мире в пацифистском болоте.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.