Казалось бы, небо над ним безоблачно и лучезарно. По службе — одни только удовольствия, дела литературные успешны: он признан и почитаем. Правительство не обходит наградами. Но вскоре разразилась гроза, громовые раскаты которой долго не стихали в России. Восстание декабристов провело трагическую черту в жизни Федора Николаевича Глинки. Он был арестован, подвергнут допросам следственной комиссии. Никого из своих товарищей по тайным обществам не назвал.
В мемуарах одного из современников Глинки читаем: «...Федора Николаевича привели к государю, который долго с ним говорил и, помахав рукой над его головою, сказал: «Глинка, ты совершенно чист, но все-таки тебе надо окончательно очиститься». Приказом от 9 июля 1826 года он был уволен из армии, сослан на жительство в Петрозаводск, где определен советником Олонецкого губернского правления.
Здесь, в Карелии, Федор Николаевич вернулся к увлечению молодости: изучал этнографию, фольклор северного края, написал несколько поэм на основе своих разысканий. Одну из них — «Карелия, или Заточение Марфы Иоанновны Романовой» — послал в Петербург Пушкину вместе с письмом. Приведем несколько строк из него:
«Милостивый государь, Александр Сергеевич!
Прочитав с большим наслаждением (в «Литературной газете») отрывок из путевых записок ваших, я заключил, что вы должны находиться в столице, и не мог отказать желанию написать к вам несколько строк. Из глубины карельских пустынь я посылал вам (через барона Дельвига) усердные поклоны. Часто, часто (живя только воспоминанием) припоминал я то приятнейшее время, когда пользовался удовольствием личных с вами свиданий, вашею беседою и, как мне казалось, приязнию вашею, для меня драгоценною. И без вас мы, любящие вас, были с вами...
Так было до того рокового часа, как всеобщий переворот в гражданской судьбе моей умчал и погрузил меня в дремучие леса Карелии...
Приемлю смелость (хотя и трудно на это отважиться!) препроводить к вам мою «Карелию» — произведение лесное и горно-каменное».
Прочитав поэму, Пушкин откликнулся на нее предисловием, в котором дал высокую оценку автору «Карелии» как поэту, поддержав Глинку в самое трудное для того время. Он писал:
«Изо всех наших поэтов Ф. Н. Глинка, может быть, самый оригинальный. Он не исповедует ни древнего, ни французского классицизма, он не следует ни готическому, ни новейшему романтизму; слог его не напоминает ни величавой плавности Ломоносова, ни яркой и неровной живописи Державина... Небрежность рифм и слога, обороты то смелые, то прозаические, простота, соединенная с изысканностью, какая-то вялость и в то же время энергическая пылкость, поэтическое добродушие, теплота чувств, однообразие мыслей и свежесть живописи, иногда мелочной — все дает особую печать его произведениям».
Так Глинка вновь отразился в пушкинском зеркале. Отразился стереоскопически полно, широко. Со стороны Пушкина это тоже было актом не только литературным, но и гражданским: он написал предисловие к поэме опального декабриста.
Весной 1830 года Федор Николаевич переведен был на службу в Тверское губернское правление, затем служил в Орле. Вышел в отставку в чине действительного статского советника и поселился в Москве. К тому времени был он уже женат на известной писательнице и переводчице Авдотье Павловне Голенищевой-Кутузовой (венчались они в Твери), и московский их дом на Садовой гостеприимно раскрыл двери для писателей, художников, музыкантов.
Сколько сил, сколько энергии было в этом человеке! Какой неукротимой жаждой деятельности был одержим он всю свою жизнь; казалось, что после всех бурь и невзгод привел он свой корабль в тихую гавань на Садовой. Однако не усидел Глинка в старой столице, переселился в Петербург. Но и тут не прижился, вернулся в любимую им Тверь. Было ему в ту пору семьдесят шесть лет. Преклонный возраст не мешал Глинке заниматься с увлечением и юношеским энтузиазмом десятком дел. Он состоял почетным попечителем губернской гимназии и членом статистического комитета, участвовал в работах по исследованию верхневолжской флоры, входил в комиссию по исследованию воды в Волге и Тьмаке. При его содействии были организованы археологические раскопки в тверской гавани общества «Самолет», на месте бывшего монастыря Федора Стратилата. Много сил и средств отдал Глинка организации археологического отдела местного краеведческого музея...
До конца жизни Федор Николаевич оставался гражданином, считая службу Отечеству своим долгом. Не оставлял он и занятия литературой. Один из тверских его друзей вспоминал:
«Все более или менее важные местные события Федор Николаевич приветствовал стихами.
У подъезда всех почти собраний видна была его карета; сам он небольшого роста, тщедушный, черноволосый, всегда во фраке и во всех орденах, присутствовал и в собраниях, и на вечерах...
При всех выдающихся случаях у Федора Николаевича готово было изящное приветствие и острый ответ, а часто и прекрасные стихи...»
Он умер 11 февраля 1880 года и был похоронен с воинскими почестями, как владелец золотого оружия, полученного за храбрость в Отечественной войне.
Добрые дела его не забылись. В летописи отечественной культуры навсегда останутся строки, под которыми стоит славное имя — Федор Глинка.
И звенят, звенят по России валдайские колокольчики его «Тройки».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Снова в Мену, как на дорогой сердцу праздник
Федор Углов, академик, лауреат Ленинской премии
Сатирическая фантазия