Фацелия

- От синей птицы этой лежат только синие перышки.

Словно он тужился, тужился и, наконец, завалил над моей могилой плиту: я еще ждал до сих пор, а тут как будто навсегда кончилось, и «она» никогда не придет.

Сам же он вдруг зарыдал. Тогда для меня его широкий затылок, его плутоватые, залитые жиром глазки, его мясистый подбородок исчезли, и стало жаль человека, всего человека в его вспышках жизненной силы. Я хотел сказать ему что - то хорошее, взял вожжи в свои руки, подъехал к воде, намочил платок, освежил его. Вскоре он оправился, вытер глаза, взял вожжи опять в свои руки, и мы поехали по - прежнему.

Через некоторое время я решился спросить опять, высказать, как мне казалось тогда, вполне самостоятельную мысль о травосеянии, что без поддержки кооперации мы никогда не убедим крестьян ввести в севооборот клевер.

- А ночки - то были? - спросил он, не обращая никакого внимания на мои деловые слова.

- Конечно, были, - ответил я, как настоящий мужчина.

Он опять задумался и - такой мучитель! - опять опросил:

- Что же, одна только ночка была? Мне надоело, я чуть - чуть рассердился, окончательно овладел собой и на вопрос, одна или две, ответил из Пушкина:

- Вся жизнь - одна ли, две ли ночи.

Сколько уж лет прошло с тех пор. Каждую весну хожу я на тягу и каждую весну вспоминаю Фацелию. Вот и новая пришла весна, и все было прекрасно на этой тяге, но вальдшнеп не прилетел. Я погрузился в свои воспоминания, и вот тут - сейчас - вальдшнеп не прилетел, а в далеком прошлом она не пришла.

Такой сейчас чудесный вечер, все птицы поют, все есть, но вальдшнеп не прилетел. Столкнулись две струйки в ручье, послышался всплеск, и ничего: по - прежнему вода мягко катится по весеннему лугу.

А после оказалось, раздумывал я, из - за этого, что она не пришла, сложилась моя особенная жизнь. Вышло так, что образ ее мало - помалу с годами исчезал, а чувство оставалось без лица и жило в вечных поисках образа и не находило его, обращаясь с родственным вниманием к явлениям жизни всей нашей земли, всего мира. Так, на месте одного лица стало все, как лицо, и я любовался всю жизнь свою чертами этого необъятного лица, каждую весну что - то прибавляя к своим наблюдениям. Я был счастлив, и единственно, чего мне еще не хватало, - это, чтобы счастливы, как я, были все.

Так вот оно чем объясняется, что мое дело остается жить: потому что это моя собственная жизнь. И всякий, кажется мне, мог бы как я: попробуй - ка, откажись от нижнего этажа своего «я», перенеси чувство свое этажом выше, и у тебя тоже выйдет неплохо.

И я думаю теперь, что счастье вовсе не зависит от того, пришла она или не пришла, счастье зависит лишь от любви, была она или не была: самая любовь есть счастье, и эту любовь нельзя отделять от «таланта».

Так я думал, пока не стемнело, и я вдруг понял, что больше вальдшнеп не прилетит. Тогда резкая боль охватила меня, и я прошептал про себя:

- Охотник, охотник, отчего ты тогда не удержал ее!

Я до того утратил ее черты, что не мог бы по лицу узнать ее. И только вот одни глаза, похожие на две северные звездочки, - это я бы, конечно, узнал.

И случилось однажды, я зашел в комиссионный магазин купить себе одну вещь. Мне удалось вещь найти и купить. С чеком в руке я стал в очередь. Рядом же была очередь вторая, из тех, у кого были только крупные деньги: в кассе не было разменных денег. Одна молодая женщина из той очереди попросила у меня разменять ей пять рублей: ей нужно было всего только два рубля. У меня было мелких только два рубля, и я охотно предложил взять от меня эти два рубля...

Вероятно, она не поняла меня, что я желаю просто отдать ей, подарить деньги, а может быть, она была такая милая, что победила в себе чувство ложного стыда и хотела стать выше условных мелочей. К сожалению, протягивая деньги, я взглянул на нее и вдруг узнал те самые глаза, те самые две северные звездочки, как у Фацелии. В одно мгновение я успел через глаза заглянуть внутрь ее души, и у меня мелькнуло, что эта женщина, может быть, - дочь Фацелии.

Но денег от меня после такого заглядывания взять оказалось невозможным. А может быть, она только тут успела сообразить, что деньги я хочу ей, незнакомой, подарить.