Давным - давно это было, но быльем еще не поросло, и я не дам порастать, пока сам буду жив. В то далекое «чеховское» время мы, два агронома, люди между собой почти незнакомые, ехали в тележке в старый Волоколамский уезд по делам травосеяния. По пути нам было целое поле цветущей синей медоносной травы фацелии. В солнечный день, среди нашей нежной подмосковной природы это яркое поле цветов казалось чудесным явлением. Синие птицы как будто бы из далекой страны прилетели, ночевали тут и оставили после себя это синее поле. Сколько же там, мне думалось, в этой медоносной синей траве, теперь гудит насекомых. Но ничего не было слышно из - за тарахтенья тележки по сухой дороге. Очарованный этой силой земли, я забыл о делах травосеяния и, только чтоб послушать гул жизни в цветах, попросил товарища остановить лошадь.
Сколько времени мы стояли, сколько я был там с синими птицами, не могу сказать. Полетав душой вместе с пчелами, я обратился к агроному, чтобы он тронул лошадь, и тут только заметил, что этот тучный человек, с круглым заветренным простонародным лицом наблюдал меня и разглядывал с удивлением.
- Зачем вы остановились? - спросил он.
- Да вот, - ответил я, - пчел захотелось послушать.
Агроном тронул лошадь. Теперь я, в свою очередь, вгляделся в него сбоку и что - то заметил. Еще раз глянул на него, еще и понял, что этот до крайности практический человек тоже о чем - то задумался, поняв через посредство, быть может, меня роскошную силу цветов этой фацелии.
От его молчания мне становилось неловко. Я спросил его о чем - то незначительном, лишь бы не молчать, но он на мой вопрос не обратил ни малейшего внимания. Похоже было, что мое какое - то неделовое отношение к природе, быть может, просто даже молодость моя, почти юность, вызвали в нем свое собственное время, когда каждый почти бывает поэтом.
Чтобы окончательно вернуть этого тучного красного человека с широким затылком к действительной жизни, я поставил ему по тому времени очень серьезный, практический вопрос:
- По - моему, - сказал я, - без поддержки кооперации наша пропаганда травосеяния - пустая болтовня.
- А была ли у вас, - спросил он, - когда - нибудь своя Фацелия?
- Как так? - изумился я.
- Ну да, - повторил он, - была ли она?
Я понял и ответил, как подобает мужчине, что, конечно, была, что как же иначе...
- И приходила? - продолжал он свой допрос.
- Да, приходила...
- Куда же делась - то?
Мне стало больно. Я ничего не сказал, но только слегка руками развел в смысле: нет ее, исчезла. Потом, подумав, сказал о фацелии:
- Как будто ночевали синие птицы и оставили свои синие перья.
Он помолчал, глубоко вгляделся В меня и заключил по - своему:
- Ну, значит, больше она уже не придет.
И, оглядев «инее поле фацелии, сказал:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.