Я смотрел на Веронику и думал, что чужая душа – потемки. И я никогда не пойму, почему Наумов предпочел ее Лире. Я бы на его месте не предпочел. Медно-мраморная Лира в лимонном платье, с глазами, подобными василькам в спелой ржи, и Вероника, хмурая, меланхоличная, какая-то вся выцветшая Вероника. Возможно, если скинуть с нее лет пятнадцать... Но ведь анонимки посыпались год назад... Что-то не так тут, неправильно что-то.
– Акты готовила я, – сказала Вероника Семеновна. – И виновата одна я.
– Это похвально, – заметил я. – Но, думаю, когда дело дойдет до распределения, вам все не достанется. Поделиться придется. Вероника Семеновна.
– Видишь, Веруня, что получается, – вмешался муж. – И я говорил... Ну... Ты же не одна. Товарищ Зыкин правильно рассуждает.
Вероника Семеновна приложила к глазам платочек. А я сердито сказал:
– Вы только за этим пришли?
– Нет, нет, – заторопился Григорий Андреевич. – За этим что ходить... Ты говори, Веруня, ну...
Веруня заговорила. Всхлипывая, путаясь в словах, она заговорила о серой папочке. Она сказала, что видела эту папочку в последний раз уже после смерти Астахова. Это было важное показание. И Вероника Семеновна понимала, насколько оно важно. Оно свидетельствовало прежде всего против нее, – недаром же она столько времени утаивала от следствия то, что сейчас выложила мне. Оно, кроме того, если Вероника Семеновна говорила правду, бросало зловещую тень на сотрудников музея, начиная от директора и кончая сторожем. А если она лгала? Или ошибалась?
А Григорий Андреевич подбадривал:
– Ладно, чего уж там... Говори, Веруня, все говори, как есть, ну...
И она рассказала.
В среду, 22 мая, у Григория Андреевича был день рождения. На вечер ждали гостей. Веруня ухлопала на подготовку к этому событию весь вторник. Этот день в музее выходной. Утром в среду супруги оглядели закуски и решили, что все в порядке, но неплохо бы подбросить на стол соленых грибков. День был базарный, и Вероника Семеновна, отправляясь на работу, сунула в сумку литровую банку. А крышку забыла. Грибы были благополучно доставлены в музей, банку Вероника Семеновна отнесла в запасник, поставила на окно и прикрыла серой папочкой, которую сняла с бамбуковой этажерки. Уходя домой, она кинула папку на прежнее место.
– Кто-нибудь может это подтвердить? – спросил я. Супруги переглянулись.
– Никто, – сказала Вероника Семеновна. Она успокоилась немного, перестала плакать, только комкала платочек.
Я посмотрел на нее внимательно и спросил без обиняков:
– Кого же вы подозреваете?
– Я... Я об этом не думала...
– Значит, 22 мая папка лежала на этажерке, – сказал
я. – 10 июня ее там не было. Восемнадцать дней, Вероника Семеновна, так? Она молча кивнула.
– Запасник в эти дни вы открывали?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.