«Кто сей красавец?» –

он спросил Негромко, наклонившись

к Вревской: – «Похож на Байрона». –

Словцо Крылатое все подхватили,

И все на новое лицо

Свое вниманье обратили.

На сей раз милостив был свет,

Обыкновенно – столь упрямый;

«Красив, умен» – твердили дамы,

Мужчины морщились: «поэт»...

Блок не погрешил против истины, рисуя в «Возмездии» эту сцену. Действительно, Александр Львович на одном из вечеров у известной общественной деятельницы А. П. Философовой, где бывал и Достоевский, привлек внимание великого писателя. Говорили, что тот хотел сделать его даже героем одного из романов.

Выход своим лирическим порывам Александр Львович находил лишь в музыке. По воспоминаниям он был талантливейший пианист. «И когда – нередко среди глубокой ночи – он садился за рояль, то раздавались звуки, свидетельствовавшие, что музыка была для него не просто техникою, алгеброю тонов, а живым, почти мистическим общением с гармонией, если не действительною, то возможною, космоса. Гармония стиха или мелодии нередко совершенно отвлекала его от суровой прозаической действительности, а также связанных с нею практических дел и увлекала в мир грез». Это вспоминает ученик и биограф отца Блока, автор книги о нем, профессор Е. В. Спекторский.

Конечно, стихия музыки, утонченная внутренняя музыкальность в Блоке от отца. От отца в поэте и другое наследие – ирония. Александр Львович, утверждавший, что в «гармоническом сочетании реализма и идеализма заключается высший смысл русской поэзии, литературы и жизни», сам был раздвоен между идеализмом и реализмом. «Ирония, – замечал Спекторский, – властно толкала его мысль на путь критики всякого рода иллюзий, и притом критики, дающей отрицательные, более или менее безотрадные плоды, рассеивающей воздушные замки и ничего не оставляющей, кроме действительности во всей ее печальной наготе. Но вместе с тем она сопровождалась какой-то грустью, какой-то тоской по иллюзии, каким-то желанием все-таки не расстаться окончательно с мечтою и верить в нее».

Многие черты великого сына видим мы уже в характере отца, судьбой своей подтвердившего слова поэта: «Сыны отражены в отцах...» Действительно, та же музыкальная стихия и ирония, обостренная тревога и трагическое восприятие мира.

Но Сашура Блок рос, не зная отца, с которым жизнь матери не сложилась, окруженный заботами всей семьи. В доме Бекетовых установился настоящий культ ребенка. Вспоминая много позже детство, Блок постоянно подчеркивал «золотое детство», называя себя баловнем судеб. И при всем этом: «Жизненных опытов не было долго, сознательной жизни еще дольше. Смутно помню я большие петербургские квартиры с массой людей, с няней, игрушками, елками, баловством – и благоуханную глушь маленькой дворянской усадьбы с. Шахматово, Московской губернии Клинского уезда», – писал Блок.

Это затерянное среди холмов, полей и лесов Подмосковья место средней России сыграло огромную роль в судьбе поэта. Маленького Сашу впервые привезли туда, когда ему едва исполнилось полгода. С тех пор Шахматове вошло в жизнь Блока. Каждое лето в течение тридцати лет приезжал он в этот старый, стоявший на высоком холме над полноводной тогда речкой Лутосней, уютный дом. Он любил Шахматово. Первая книга стихов, впервые пробудившаяся любовь к родной земле – все это родилось в «благоуханной тиши» дедовской усадьбы. Поэту были досконально знакомы ее окрестности. Пешком, а чаще на высоком белом коне он прошел и проехал дремучие леса, поднимался на кручи, пересекал реки и овраги. Вся эта земля – родина поэзии Блока. Шахматово стало для него символом России, здесь рождалась неповторимая мелодия блоковских стихов. Не раз говорил он, что хотел бы жить и умереть именно в Шахматове, а незадолго перед смертью записал в дневнике, что снилось Шахматово, и вспоминал его в стихах:

...Леса, поляны,

И проселки, и шоссе,

Наша русская дорога,

Наши русские туманы,

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.