Уже стемнело, когда обвешанные гранатами, автоматными дисками мы вскочили в баркас и оттолкнулись от левого берега. Ваня Миловидов, кроме оружия, был нагружен ещё походной радиостанцией. Без руля и вёсел, при полном безветрии, мы поплыли на запад. Отгребая рукой, Боря усмехнулся:
- Запомните, товарищи: 19 сентября 1943 года, двадцать один час, ноль-ноль...
Лодка легко, неслышно скользила по реке. Это была старая, истлевшая до черноты, облитая смолой, пропахшая рыбой дубовая плоскодонка. Много, много лет подряд, наверное, выходил на ней погоревать на Днепр какой-нибудь пригородный киевлянин в соломенном брило, с засученными до колен шароварами. Много добра принесла она людям на своём веку, но такого, как сейчас, никто не ждал от неё. Благословен будет до конца дней своих человек, чьи руки построили этот бедный баркас, чьи руки спрятали его на дне Днепра и как раз на дороге нашего наступления!
На правом берегу застучал пулемёт, и первые трассирующие разрывные пули защёлкали вокруг лодки, вспахивая воду разноцветными бороздками.
Мы усиленно гребли и ладонями и дощечками. Лодка, неспособная маневрировать, шла напрямик к берегу, напропалую, под ливнем пуль и осколков.
... Под днищем зашуршал песок, и баркас упёрся во что-то твёрдое. Боря поднял голову, шепотом вскрикнул:
- Земля!
Моряки, увидевшие берег после многих недель горестных скитаний по морям, радовались, вероятно, меньше, чем обрадовались мы земле правобережья. Я осторожно приподнялся, вглядываясь в берег. Узкая каёмка песчаной отмели, зализанная волнами. Тёмный, высотой около двух метров навис над водой обрыв: кусты, бедная верблюжья трава. Дальше, за обрывом, в глубине правобережья, чёрная, голая высота Вышеградская, кусок звёздного неба. Остро потянуло болотной гнилью. Нигде не слышно и не видно человека, только слева и справа, там, откуда тянуло болотом, упорно продолжали строчить пулемётные дзоты. Так вот оно какое заветное правобережье!
- Чего же мы сидим, товарищ лейтенант? Надо выходить. Слышите, киевские каштаны пахнут? Эх, дожить бы мне до Киева, полной грудью вдохнуть бы мне аромат каштанов! Только б до Киева, не до седин, не до старости...
- Доживём, Боря, и до Берлина, доживём и до седин.
Я перескочил борт баркаса, спрыгнул на вязкую, песчаную каёмку отмели. Миловидов последовал за мной.
Так родился на правом берегу один из плацдармов, первый краеугольный его камень.
- Дайте мне точку опоры - и я переверну весь мир! - шепотом сказал Боря. - Держись, немчура, скоро вверх тормашками полетишь!...
И я, и Ваня Миловидов улыбнулись.
Земля правобережья! Обеими ногами, живой и невредимый, я стоял на правом берегу Днепра. Боже ж мой, да неужели это правда?!
Боря на землю не сошёл. Упираясь руками о левый и правый борта лодки, чётко вырисовываясь на фоне реки, он тихонько с обычной усмешкой сказал:
- Товарищ лейтенант, разрешите назад одному отчалить. Плакать по мне некому, а у Ванюши жена разлюбезная, у вас Наташа... Я пулемётика два, а то и все три переправлю. Можно?
- Подожди!
Я вскарабкался на обрыв, лёг на землю, вглядываясь и вслушиваясь. Место оказалось удачным: ни окопов, ни дзотов поблизости не обнаружилось. Я вернулся, шепотом сказал Соловьёву:
- Переправь два «максима» с одними первыми номерами. Тяни сразу и конец линии. Ясно?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.