— Петр Николаевич! — Гуров откашлялся. — Спасибо. К вечеру все так или иначе кончится. Да, если бы ты был здесь, — он чуть улыбнулся, прикрыл глаза, — мы бы с тобой их в целлофан завернули, розовой ленточкой перевязали и отнесли на стол прокуратуры.

— Тебе виднее, — Орлов чуть было не сказал, мол, береги себя, но лишь хмыкнул, удивляясь собственной сентиментальности. — Ладно, звони.

— Слушаюсь! — гаркнул Гуров, положил трубку и выскочил из номера.

Компания поджидала его у гостиницы. Все, кроме Кружнева, улыбались. Гуров взглянул на свой балкон и понял, что перебраться с него на открытую веранду ресторана не составляло никакого труда.

— Лев Иванович, — сказал Артеменко, — используешь служебное положение, арестовываешь соперников.

— Ох, Владимир Никитович, кто о чем, а вы все о женщинах, — отшутился Гуров. — Мы с Таней прошлой ночью отношения выяснили, и она мне даровала свободу.

— Сначала подвесила тебе дулю за левое ухо, — Кружнев указал пальцем. — Правильно сделала, чтобы руки не распускал.

— Ну-ка, похвастайся! — Артеменко взял Гурова за плечи, повернул. — Ничего, раны украшают воинов, — и рассмеялся.

«Дорогой, ты совершил последнюю ошибку, теперь я тебя быстро спеленаю», — подумал Гуров.

Беззаботно перешучиваясь, они шли по набережной, решая наболевший вопрос, где обедать, и клялись, что в ресторан гостиницы не пойдут никогда. Даже Кружнев томно улыбался, восхищаясь своей находчивостью, тем, как он подколол самоуверенного милиционера.

Майя думала о том, что жить дальше так нельзя, и не потому, что торговать красивым телом и бессмертной душой безнравственно и стыдно, просто однообразие и скука заели. «Володьку увольняю, отправляю в глубокий запас. Никто еще от работы не умирал, и я не подохну. Не возьмут тренером, — начну работать инструктором, поступлю в инфизкульт, на заочный. Одета, обута, здоровье — слава богу, выберу мужика попроще, рожу сына. На стадионе не была тысячу лет. Как там мои подружки-старушки? Как живут, чем занимаются, о чем болтают? К отцу с матерью надо заглянуть, не по-людски живу. Сегодня прощальная гастроль, завтра улетаю...»

Танины мысли были о Гурове. Как убедить подполковника, что он ошибается: Толик никогда не нападет в темноте, не ударит человека по затылку. Все мужики, — и знаменитый сыщик не исключение, — самоуверенные и самовлюбленные повелители. Он решил, что сказал, значит, тут и истина в последней инстанции. Артеменко, видите ли, ему не подходит. Староват бегать и прыгать. А этот старый козел еще молодому фору даст. Он — явный финансист и единственный из всех может иметь отношение к миллионным делам. И шишку на голове подполковника разглядывал с таким фальшивым интересом...

Майор с подполковником заумью страдают, женщин следует слушать. Они умнее. А этот, Таня взглянула на улыбающегося Гурова, весь из себя гордый и высоконравственный, ночью в лоб поцеловал, будто покойницу. Так ему и поверили, что, кроме жены, все остальные бабы для него лишь друзья-товарищи.

Когда Зинич разговаривал с «чертом из подземелья», так Толик называл про себя Юрия Петровича, то пугался. Ворошить связанные с «заповедником» старые дела совершенно ни к чему, ведь, кроме девки-психопатки, многое может выплыть. Молодой Толик был неопытный, только следователь таких слов не знает, поинтересуется лишь: совершеннолетний или нет. И точка. Тоже закон придумали, ум человека годами измерять. Один сопли еще не подобрал, уже все соображает, другому жизнь плешь проест, а он внуков учит, что надо всегда говорить правду и жить гордо.

Сейчас Толику вроде бы бояться нечего, запер его в номере московский сыщик, так это шуточки. Когда у него будет что серьезное, Толика в другом месте запрут, где балконов нет, а на окнах железные намордники. Поскорее бы они все разъехались, а он своими дамами занялся. Противно, конечно, и не больно денежно, однако безопасно.

Кружнев шел в стороне от компании, поглядывал на всех с чувством превосходства, размышляя о смысле бытия. «Ну к чему мне убивать этого прибитого молью донжуана? Благодетеля я и так за горло возьму, за ним грехов на полный круг ада хватит. Меня на сегодняшний день в рай не пустят, а я и не рвусь, там скучно. Володьку Артеменко жизнь, как и меня, видно, не баловала, седой совсем, подсасывает втихую, словно грудняк соску. Можно вечером к нему в номер войти и в бутылку, что стоит у него на полочке в туалете, капнуть. Володя либо перед сном глотнет, либо утром во время бритья. А я тут при чем? У меня, как всегда, стопроцентное алиби».

Кружнев взглянул на Гурова с ненавистью, вот уж кого прибрать следует, тоже мне супермен-победитель, ни горя у него, ни забот.

Он вынул из кармана ватный шарик, в котором была спрятана капсула с ядом, осторожно подбросил. Чего стоит жизнь? И вспомнились слова известной песни, которую пел в кинофильме Олег Даль: «Есть только миг, между прошлым и будущим...»

Артеменко шел между Майей и Таней, поддерживал светский разговор и вспоминал свою встречу с Юрием Петровичем.

Окончание следует.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 12
• 13
• 14
• 15
• 16
• 17
• 18
• 19
• 20
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.