— Надеюсь, кофе вам понравится. — Артеменко поднялся из-за стола. — Пойду к нашей красавице замаливать грехи.

Одну чашку кофе Гуров выпил, вторую взял с собой в номер.

На письменном столе лежал конверт. Вскрыв его, Гуров прочитал записку Отари. Вот тебе и хиленький Кружнев с постоянно заискивающими и виноватыми глазами. «А ведь я однажды обратил внимание на его ловкость и силу. Когда?» И Гуров вспомнил, как стоял на набережной, у парапета, смотрел на прибой. На пляж вела крутая, длинная лестница. По ней поднимался человек. Гуров еще отметил, что с такой легкостью ступеньки может перепрыгивать лишь спортсмен, и удивился, узнав Кружнева. «Молодец, — подумал тогда Гуров, — мне так не подняться», — но значения увиденному не придал.

Кружнев. Растерянный, узкоплечий, пришибленный, тихий пьяница. Оказалось, он сильный и ловкий. Зачем бухгалтер пытается выглядеть не тем, кто он есть? А возможно, он и не бухгалтер, и не пьяница, и даже не Леонид Тимофеевич Кружнев?

Гуров набрал номер горотдела, соединился с дежурным.

— Здравствуйте. Передайте Отари Георгиевичу, — необходимо срочно допросить Анатолия Зинича.

— Понял. Кто такой Зинич?

— Майор знает. Выяснить, чем Зинич занимался вчера, около девяти вечера. — Гуров положил трубку.

Толик Зинич пил молоко на кухне своей двухкомнатной квартиры. Мать с отцом на работе, и Толик был, слава богу, один, никто не приставал с расспросами.

— Надо быть трезвым, абсолютно! — вслух сказал он, выпил еще молока.

В это время зазвонил телефон. Толик схватил трубку.

— Да!

— Добрый день!

— Так дело не пойдет! — выпалил Толик. — Я в дерьмо вляпаться не желаю!

— Не бренчи нервами, истеричка. Выходи из дома и шагай в сторону рынка, я тебя встречу.

Толик положил трубку и выскочил на улицу. Вскоре он сидел на мокрой лавочке в серой от дождя совершенно пустынной аллее. Рядом с Толиком, опираясь на тяжелую палку и сильно сутулясь, сидел седой мужчина.

— Нет, Иван Иванович, так дело не пойдет, — шептал Толик, хотя вокруг не было ни души. — Что там в «заповеднике» произошло, еще вилами на воде писано, а тут — тюрьма.

— Чего пылишь? Молодой, здоровый, а нервы, как струны у старой балалайки. — Иван Иванович говорил спокойно, на блатной манер растягивая гласные. — Ну, чего такого стряслось, не ведаю, рассказывай.

Майя сидела в люксе Артеменко, смотрелась в маленькое круглое зеркальце, внимательно изучала свое лицо.

Артеменко медленно прохаживался по номеру, пригубливал из бокала, изредка поглядывал на девушку, помалкивал.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 26
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.