— Ну, что, дорогой? Свадебного путешествия не получилось, теперь эта идиотская история.

Артеменко подумал, что происшедшее «идиотской историей» назвать нельзя, в уголовном кодексе данные действия квалифицируются как попытка к убийству. Коньяк не пьянил, не поднимал настроения, Артеменко с тоской посмотрел на красивую, вконец поработившую его женщину, не понимая, обожает он ее или ненавидит.

— Ты меня очень не любишь, — угадав его мысли, сказала Майя. — Зачем усложняешь, расстанемся интеллигентно.

«Села бы утром за руль и теперь тихая, холодная, лежала бы в морге, а не мучила меня», — подумал отрешенно Артеменко и залпом допил коньяк.

— Ничего не понимаю, — сказал он. — Кто-то хотел убить либо тебя, либо меня. Этот придурок менял вчера колесо. Ты стояла рядом, не обратила внимания, он затянул гайки крепления?

— Затянул, — уверенно ответила Майя. — Я, глядя на его ручищи, еще подумала: кто будет отворачивать — надорвется.

— Если не врешь, значит, ты их свинтить не могла, — сказал Артеменко, получая удовольствие от возможности вывести любовницу из равновесия.

Майя действительно оторопела, но тут же взяла себя в руки.

— Ты мужик хоть и не первой, даже и не второй молодости, но здоровый. Мне тебя укокошивать ни к чему, жить не мешаешь. Любовь твоя надоела? Так за это не убивают.

— Как знать.

— А вот ты меня от чрезмерной любви можешь отправить к праотцам запросто. Не моя, так и ничья, машину подарил, в ней и захоронил! — Она рассмеялась. — Даже в рифму складывается.

— Ну хватит глупостей! — Артеменко повысил голос. — Если милиция не ошибается, то, повторяю, пытались убить либо тебя, либо меня. Не удалось, попытаются снова. Тебя не за что, кроме меня, ты никому зла не причинила. Или я ошибаюсь — чего-то о тебе не знаю.

— Ты ночью куда из номера выходил? — неожиданно спросила Майя.

— Я? — Артеменко схватился за грудь, поняв театральность жеста, напил в бокал коньяку, выпил. — Дура. Сейчас не время болтать чепуху, тебе лишь бы уколоть, сделать больно. Ты понимаешь, вопрос идет о наших жизнях. Точнее, о моей, ты ни у кого на дороге не стоишь.

— Ты выходил, — упрямо повторила Майя.

— Да я в эту ночь впервые спал, как сурок, крепко-крепко! — ответил искренне Артеменко, увидел насмешливое лицо Майи и неожиданно подумал: «А с чего это я так крепко спал?»

Он заглянул в бокал с коньяком, словно пытался найти ответ. И Майя вчера перед сном вела себя непривычно, нежная была, даже страстная. Может, она со мной прощалась? Артеменко почувствовал в груди резкую боль, она захватила плечо, потекла по руке.

Толик Зинич

Родился Толик крепким, здоровеньким, рос ласковым, жизнерадостным ребенком, любил маму с папой. Они тоже любили Толика, особо не баловали, да и возможности такой не имели. Мама работала в гостинице. Это сейчас она администратор, человек значительный, порой, всесильный, а тогда — молоденькая уборщица на этаже: подмела, перестелила, подала чай, получила двугривенный. Отец, нынче заведующий гаражом, работал в те годы на рейсовом автобусе, получал зарплату, имел, конечно, и «левые», но не рвал, подвозил бесплатно, как он выражался, «за здрасьте и улыбку». Толик учился хорошо, много читал, помогал маме в домашних делах.

У Зиничей было полдома — две комнаты, веранда и кухня. Когда мама работала, Толик крутился в гостинице, с удовольствием разносил по номерам чай и вафли, отвечал на вопросы постояльцев, сколько они должны, неизменной фразой:

— Сколько дадите, но чем больше, тем лучше, — и, зажав деньги, бежал к матери.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• …
• 26
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.