— Я категорически требую этого курортника к материалам дела не допускать. Да и дела никакого уже нет, следствие закончено. Надеюсь, вам все ясно. и мы к данному вопросу возвращаться не будем.
Полковник брезгливо провел ладонями по крашеной крышке стола — еще недавно здесь красовалось зеленое теплое сукно, поднялся, прошелся по кабинету. Пол раздражающе скрипел, словно напоминал, что привык укрываться ковром. Выпить бы сейчас рюмку ароматного коньяку, закусить персиком, выгнать этого пастуха и уехать до утра... Эх, есть куда уехать, вернее, было, все было. И коньяк в столе имеется, но пить можно лишь одному, заперев дверь, а потом жевать горькие кофейные зерна либо сосать противный леденец. Разве это жизнь? Нельзя ни коньяка выпить, ни подчиненного прогнать, плохая жизнь настала, на пенсию пора. Сейчас он — начальник УВД, третий человек в районе. А станет пенсионером — и будет сидеть на веранде и слушать болтливых стариков.
Отари все понимал, о коньяке в столе знал, и куда полковник сейчас с удовольствием уехал бы, догадывался. Майор не мог только понять: кто позвонил и почему позвонил? Кого они с Львом Ивановичем задели, какой камешек толкнули, что тот, сорвавшись, ударил по начальству?
Полковник сел не за свой стол, а напротив Отари. давая понять, что официальная часть закончена, и сейчас прозвучит несколько задушевных слов.
— Дорогой Отари, предстоит внеочередная аттестация. Скоро министерство пришлет комиссию, проведут комплексную проверку. Тебе не надо объяснять, в большом хозяйстве, особенно в твоем, не может все блестеть. Что комиссия ищет, то и найдет. Пыль ищет — пыль найдет, грязь ищет — грязь найдет.
— Грязи в моем отделе нет, товарищ полковник, — не выдержал Отари.
— Ты мальчик? Тебе что, погоны жмут или партбилет мешает? Твой отец и дед, кажется, торгуют?
— Не надо меня пугать, товарищ полковник! — Отари встал, и начальник, чтобы не смотреть снизу вверх, тоже поднялся. — Я в рапорте все изложил, если не ошибаюсь и готовится убийство, то мы обязаны...
— Замолчи! — полковник хотел крикнуть, но голос сорвался, жалобно взвизгнув.
— Слушай, Гиви, мы с тобой не друзья, но мы люди, мужчины в конце концов. Было время, и ты прятался. и я отступал, загораживался, на больничный уходил. Может, хватит? — Отари снова сел.
— Как ни перестраивайся, на яблоне не вырастут груши. — Полковник вернулся за свой стол. — Дерево долго растет, корней много имеет, с соседними переплетается, если их рубить и из-под земли вытащить, дерево умрет.
— Мы с тобой на земле живем, — ответил Отари, — не могу больше прятаться, устал, пойму, что силы кончились, — уйду.
— Ты мальчик. — Полковник вздохнул. — Думаешь, мы с тобой уйдем, на наше место стерильные придут?
Глупости все, — он вяло махнул рукой. — У дерева не только корни, у него и ветви, я их вырастил, обязан беречь. Я исповедоваться не могу, да и желания не имею. Оставь угон, занимайся делом.
— Извини, Гиви, не могу, — ответил Отари. — После нашего разговора тем более не могу.
Полковник, скорее по инерции, безнадежным голосом продолжил:
— Сейчас в Верховном суде процесс идет, многое вытащили, но и осталось порядочно, скамейки там длинные, свободное место всегда найдется.
— Я в жизни ни рубля не взял! За моим столом только друзья сидят. Лишнее говоришь! — Отари ударил кулаком по приставному столику, и крышка треснула по всей длине.
— Видишь, все целое, пока не ударить как следует. Иди, живи, как знаешь.
— Хорошо, — Отари поднялся, хотел расколовшийся стол сложить, но он распался.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
21 марта 1839 родился Модест Петрович Мусоргский