Роль, предложенная ему в фильме «Мы, нижеподписавшиеся», была первой отчетливо отрицательной – пусть мне извинят такую старомодность. Такого отчетливого циника и приспособленца сыграл впервые. Впрочем, Янковский совсем не спешит к нам со своими разоблачениями на блюдечке. Напротив, его ловкий деятель областного масштаба (я предполагаю, что читателю хорошо известна фабула пьесы и фильма), некий Геннадий Михайлович Семенов, поначалу предстает перед нами как миляга парень, каким вообще только может быть дорожный попутчик. Задумайтесь вообще, это не лишнее, отчего многие люди кажутся нам такими в поезде, самолете, – так вот актер представляет нам здесь свою версию этой загадки природы. Актер, повторяю, предлагает нам версию полной дорожной раскованности, когда нет ни кабинета наверху, ни кабинета внизу, когда не нужно ничего из себя «строить», никакие «ужимки и прыжки» не потребны и почему бы так задарма не стать ну прямо-таки своим в доску, каким он и выглядит.

Здесь своего рода физиологический очерк.

Вот такой молодой еще мужик, севши в поезд, конечно же, в первую очередь «возьмет долю» и не будет здесь скупиться, найдет себе приятелей по выпивке (не будем ее называть пьянкой, он отнюдь не выпивоха), а потом, наговорившись вдосталь с людьми, от которых ни он не зависит, ни они от него тоже, разумеется, поищет себе приятную соседку, знакомство с которой его ни к чему не обяжет. А здесь повезло: нашелся этот Ленечка Шиндин, который сразу предложил и то и другое (если помните, устроил фиктивный день рождения тут же, в купе, собственной жены Аллы, которую выдал за сослуживицу...).

Все есть, полная гамма нюансов – от легкого, приятного захмеления к полной, глухой «отключке», когда он режет лимон на шатком столике, несколько раз безнадежно съезжая ножом с гладкой поверхности. Потом – дорожный сон и, наконец, это железное пробуждение, когда он понимает, что снова на орбите, на службе у своего невидимого хозяина, и опять есть этот тоже невидимый нам кабинет наверху и кабинет внизу, с этим Ленечкой Шиндиным, которого надо вот сейчас, мгновенно, отчетливо и сразу поставить на место. Что он и делает, когда заявляет ему твердо: «Не подпишу. У тебя свой хозяин, у меня свой. Пусть они договорятся».

Часто задаешься вопросом: в чем же своеобразие Янковского, в чем секрет его своеобычности? Привычно пытаюсь делить на школы, на ранги, это в искусстве, с одной стороны, дело безнадежное, с другой же – при всем при том весьма распространенное. Ну, скажем, к чему больше склоняется дарование Янковского – к театру представления или к театру переживания? Пресловутое «быть самим собой», за которое мы все так ратовали еще совсем недавно, сегодня, кажется, благополучно спущено в архивы кинодискуссий. Быть самим собой – у Габена – это одно... «Я», обогащенное опытом жизни, опытом бесконечно разнообразных ролей, – это одно, «я» как писк вновь народившегося в кинематографе ребенка – совсем другое. Но как много, как много этих «я» рождается и гаснет на наших экранах! И признаться, Олег Янковский действительно поначалу казался еще одним таким народившимся «я» – благодарная фактура, непринужденная манера игры, как это много и как мало, в общем, даже для наших ста пятидесяти фильмов в год! К счастью, кажется, он вовремя сумел осознать эти очень простые и очень сложные истины.

Один знакомый сказал о нем: удивительно, при всей его предельной органичности и естественности он всегда в некоей отстраненности. И вот здесь мне вдруг показалось – слово найдено. Именно отстраненность, термин модный, затасканный, но в данном случае очень точно выражающий суть дела. Быть может, в такой отстраненности и есть особая концепция современности актера?

У Янковского есть взгляд со стороны – очень драгоценное и редкое для актера качество. Да притом, что он играет в школе М. Захарова, более склонной к смене масок, к лицедейству, чем к традиционной русской манере игры, он явно выделяется в этой школе, оставаясь предельно в образе, всегда чуть-чуть в стороне от него. Попробуем рассмотреть с этой точки зрения хотя бы две последние работы Янковского – «Влюблен по собственному желанию» Сергея Микаэляна и «Полеты во сне и наяву» Романа Балояна. Кстати, сам актер, кажется, считает роль в «Полетах...» своей самой большой удачей.

Впрочем, сначала хотелось бы вспомнить еще одну роль, в которой видится предтеча Сережи, героя «Полетов...», – роль сейчас несколько подзабытую, но важную в контексте нынешних поисков актера. Это герой фильма Миндадзе и Абдрашитова «Поворот», молодой преуспевающий ученый, имеющий все положенные знаки современного благосостояния, который на пороге докторской степени попадает в моральный цейтнот – сшибая машиной на дороге случайную старушку, вынужден переосмысливать всю свою прежнюю и будущую жизнь. Миндадзе и Абдрашитов, надо сказать, последовательно ведут в фильмах тему своего поколения – тридцати, а теперь, пожалуй, уже и сорокалетних, ведут ее, подчеркиваю, строго и нелицеприятно. Янковский, снимавшийся уже в первой их картине, «Слово для защиты», не сразу сумел взять в этом монологе нужную ноту – вернее, попросту ему не повезло с первой его ролью, не очень удачно написанной (мы имеем в виду Руслана, жениха героини-адвокатши). Зато уже во второй ленте, «Поворот», стало ясно, что авторы обрели в лице Янковского полного своего единомышленника в заявленном ими разговоре. Тема фильма, его сюжетный стержень, замечу вам, не нов, известен еще со времен «Смерти велосипедиста» Бардема. однако же все это любопытно спроецировано на нашу действительность, на железный прагматизм нынешних тридцатилетних, который дает вдруг такую серьезную трещину. Значит, наш герой не так уж «забронзовел» в своем стремительном процветании, значит, есть еще надежда, что очнется он от этого восхождения вверх по лестнице, ведущей вниз.

Сережа из «Полетов во сне и наяву» мог бы быть продолжением Олега: тому за тридцать, этому в тот день, единственный, когда начинается и кончается фильм, исполнилось сорок. Представьте себе такую ситуацию: ведь в конце «Поворота» герой хочет бросить все – новую жену, новую квартиру, новую диссертацию – и уехать куда-нибудь, куда глаза глядят. И вот он уехал – в фильм «Полеты во сне и наяву». Маленький городок, впрочем, живописный, со следами русской архаики. И какое-то затерянное КБ, неизвестно что проектирующее. И здесь работает наш Сережа – заметьте, в сорок лет его все еще зовут Сережа, хотя давно пора бы звать Сергей Николаевич.

Сережа талантлив – и мы легко в это верим. Почему же так непоправимо разломала его жизнь? Или и в самом деле устал он от того бессмысленного в нравственном, духовном смысле восхождения, которое совершал его герой еще в «Повороте»? Да, мы смело угадываем – Янковский, как актер в высшей степени современный, широко предоставляет нам возможность домысливания – его прошлое, его былые успехи и горькую оскомину от возможной карьеры. Все это есть. Но отставши от чего-то, что было и не принесло радости, ни к чему другому он не пристал, и здесь драма героя, человека сильного критического потенциала, но лишенная позитивной энергии.

И если вспомнить здесь о драгоценном качестве актерской дистанции, умении стоять чуть в стороне от героя, то в этом фильме Янковский на высоте. Здесь – в жанре психологической драмы, а в фильме «Влюблен по собственному желанию» он с блеском демонстрирует ту же самую отстраненность в труднейшем жанре притчи.

Фильм неожидан для всех – для режиссера, для Янковского, для Глушенко, для всех, одним словом. В этой работе едва ли не больше всего проявилась черта отстраненности в актерском даровании Янковского, без этой черты, без этой особенности он вообще не смог бы сыграть такую роль. Потому что его Игорь – не просто определенный человеческий характер, он еще и знак своеобразного ребуса, кроссворда в той нравственной раскладке, какую представляет из себя новая лента С. Микаэляна. Перед нами своего рода шахматная доска, по которой режиссер и сценарист двигают фигуры то туда, то сюда, то вперед, то назад, – нет, это не значит, что перед нами схема, отнюдь, но действительно перед нами некая игра. А ведь Игорь, хотя мы и видим его сегодня в неубранной, пустой квартире, вчера еще – человек, объездивший полмира, известный спортсмен, запрограммировавший себя на долгую, интересную жизнь, которая вдруг так рано рухнула в полускотское существование. И вот из этой-то пропасти он должен вытащить себя буквально за уши. И себя и другого человека заодно, эту Веру – «синий чулок», которая тоже почему-то поставила на себе крест. Какой же он все-таки, Игорь? Янковский сумел привычной своей особой легкой иронией снять с этой притчи о перевоспитании всякий налет назидательности, но все равно остаться как бы чуть в стороне: не думайте, мол, что все было на самом деле, нет, просто так придумалось авторам...

Хотелось бы теперь вернуться к тому, с чего начала, к поездке в Саратов и к вопросу «Что будет через десять лет?». И вот прошло не десять, а двенадцать. Что-то совпало, что-то нет. Тогда Янковский предпочел не заглядывать так далеко, и его можно было понять, ведь путь его только начинался, а актеры – народ суеверный. Театр он действительно не бросил, но кинематограф оказался к нему куда благосклонней, чем он надеялся. Я все-таки возьму на себя смелость сказать, что, несмотря на удачу, в спектакле «Синие кони на красной траве» и других Янковский представляется плоть от плоти типично экранного художника. Были здесь у него роли самые разные (скажем, после интересного эскиза в «Премии» возникла явно неудавшаяся работа в «Обратной связи»), но без этого нельзя. Однако же случается иногда такое, и не самому актеру здесь решать – кино решило за него. Кино выбрало Янковского.

Не знаю, как так получилось, быть может, тому виной особая мера чутья к современности, какая есть в актере, но Янковский – прежде всего актер кино. И сегодня можно с полной уверенностью ему оглянуться в прошлое, потому что все, что он обещал, на что в то время лишь робко надеялся, все это вернуло ему – с лихвой – жестокое и прекрасное Кино.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.