Его родные

- Девять сбил уже, - сказал лейтенант, довольно улыбаясь.

Командир лукаво посмотрел на Нагорного:

- Это считая сегодняшний, товарищ лейтенант?

Вопрос командира вызвал движение в блиндаже.

Смущённый, лейтенант встал. Он вовсе не хотел, чтобы слушавшие думали, что это был он.

- Пойду взгляну, что там с машиной. Нагорный вышел на воздух. Громыхание орудий сливалось в сплошной гул. В наступающих сумерках были видны бледные вспышки разрывов, показывая, где проходит линия фронта.

Под самолётом возился механик. Лётчик привычно поставил ногу на скобу и, перегнувшись через борт, посмотрел на доску приборов, где красным карандашом были выведены тринадцать фамилий. «Бак полон», - с удовлетворением отметил он, но тут его внимание привлекла одна фамилия. Десятым по списку стоял Рукавичкин.

Так вот откуда он знает эту фамилию. Значит, эго муж санитарки... Как раз на Северном фронте, и писем нет полгода... Но, может быть, не он? Мало ли на войне бывает случайных совпадений. И не таких. Есть же в их эскадрилье трое Васильевых. Правда, Рукавичкин - редкая фамилия... Но девушка сказала, что Рукавицыных много. Кстати, может быть, Рукавицын?

Нагорный залез в кабину и зажёг спичку. Окончания нельзя было разобрать. Можно было прочесть и так и эдак. Откинувшись на спинку сиденья, он задумался.

В сущности, какое это имеет значение? У Вари Рукавичкиной есть и муж, и сын, и мать. Но если это даже не её муж, если это другой, неизвестный Рукавичкин? У него ведь тоже может быть и жена, и родители, и дети?

У Нагорного не было родных, и никто не знал, что значат для него тринадцать фамилий, выписанных на доске. Он не видел их, этих тринадцати, когда они были живые, а мёртвые их лица не запомнил, но за время, прошедшее с того дня, он сроднился с ними. Они были вместе с ним здесь, в кабине, когда он летел на врага; их тяжёлые руки чувствовал Нагорный на своих руках, когда нажимал гашетку пулемёта и очередной стервятник падал вниз; он кричал им, перекрывая рёв мотора:

- Это за тебя, Алексеев! А это за тебя, Василий Шумов!

Но как он не подумал, что у них могут быть родные?!

- Послушай, Егорыч, - позвал, Нагорный, - сколько на одного человека приходится в среднем родни?

- Чего? Чего? - переспросил механик, вылезая из - под машины. Поняв, что хочет узнать лейтенант, он начал загибать пальцы: - Юрка, Володька, да Ниночка, да Аня, да батька с маткой... А сестёр и братьев считать?.. Семь... девять... десять человек. Это близких родственников. А если далёких, то и не сочтёшь.

Он говорил ещё о какой - то жене брата, но Нагорный уже не слушал.

- Пойдёшь пить чай, извинись за меня, - сказал он, застёгивая кнопки перчаток. - Скажи, что срочно вызвали, - словом, придумай что - нибудь... А санитарку эту, Рукавичкину, попроси адрес сына дать. Скажи, я ему игрушку пошлю.

Сказав это, он задумался, позволит ли ему начальник штаба взять модель истребителя, пылившуюся на шкафу, как вдруг новая мысль пришла ему в голову:

- Ты адрес - то возьми, Кузьмич, а насчёт игрушки не говори... Я ему другое пошлю...

И, включая зажигание, он улыбался, представив, как обрадуется этот незнакомый, родной малыш, показывая товарищам телеграмму чужого дяди - лётчика, который сбил в подарок ему настоящий немецкий самолёт.