Шевченко вспомнил, что именно на этом они окончили разговор в прошлом году.

Старик вдруг озорно усмехнулся и кого-то громко позвал. В юрту, слегка отдернув пожелтевшую от кизячьего дыма кошму, скорее прополз, чем пролез, молодой, с добрым лицом киргиз. На боку у него висела сабля. Он оказался переводчиком. «Зачем ему сабля?» - хотел было спросить Шевченко, но подумал, что, наверное, по негласному поручению собравшихся, переводчик - он же охранник. И кто он, этот переводчик, наверное, сын тюре или купца?

Старик быстро заговорил, не повышая голоса, и молодой, сдерживая смех, сказал:

- Курмангазы был у генерала Перовского, пил у него чай, слушал его гостей и сложил «Марш Перовского» . Генерал слышал, как идут его полки, и сам он на белом иноходце впереди них... Но куда он вел свои полки, почтенный Курмангазы не сказал. Генерал думал, что к Ак-Мечети, воевать с кокандцами... А марш, - переводчика донимал смех, - марш призывал его идти на поиски правды... Да, правды, которую надо искать, красавицы правды, ее надо ловить, как девушку, правды о наших султанах, о канцелярии губернатора... Вот куда зовет марш. И никто не перевел губернатору правильно...

Курмангазы смеялся, прикрывая рукой рот, смеялся как-то по-детски, всхлипывая, но не теряя осанки.

Позже один из поляков, присутствовавших на этом приеме у Перовского, пробовал перевести Тарасу Григорьевичу строфы из этого «марша» . По его словам, песня о правде, которую должен настичь со своими полками Перовский, получалась в духе назидательной аллегории:

... А правда - она хитра, Как месяц, бывает двулика, Ее родная сестра.

В народе нашем - музыка.

- Генерал остался доволен, - сказал Курмангазы, отпустив переводчика, и повел солдата к собравшимся.

Шевченко сделал, что обещал, - он рассказал о царе, вдоволь насмеялся над дворцом с тысячью комнат, в которых царь бродит чопорной тенью, над парадами, где маршируют, одеревенев от усердия, недавние мужики, продаваемые, как псы, барином. Он посмеялся над цареугодником-башкиром, приведшим его сюда, над здешними баями - дворцовыми горе-подражателями, и, переводя рассказ в сказку, начал о дальнем царстве, где торжествует людское братство.

В нем превыше всего товарищество, осуждена корысть, нет богатеев. Подумал при этом, внутренне улыбнувшись, укоряя себя за неосторожность, - очень уж хотелось поколебать... если не трон, так каноны в воззрении степняков, - что перед Фурье ничем он не обязан и волен рисовать на свой лад, каким должно быть это братство. И поможет ему сейчас опыт восточных сказов. Пусть уж Курмангазы, переводя, приблизит сказку к свершению...

Вообще же чудесно все: и само это тихое сборище степняков в кругу, закрытом конями, одномастными, по обычаю, в попонах одного цвета, и Курмангазы, готовящийся перелсжить на кияке его речь, и весенний луг, и завеса кустов.

Под вечер Шевченко должен был уехать. Он скрылся незаметно, простившись с певцом и провожаемый тем же молодым переводчиком.

Крут людей не разомкнулся, не поредел. Возле юрт над кострами висели котлы, и женщина перебегала от одного котла к другому. Шевченко увидел издали ее длинное, до пят, багровое на солнце платье. Казалось, что это какой-то возникший в степи столб из света и песка.

Провожатый оставил Тараса Григорьевича на дороге в крепость.

- Спасибо, - сказал он, спрыгнув с коня и придерживая саблю с какой-то неловкостью и вместе с тем простодушной церемонностью. Почувствовав вызванное им недоумение, представился: - Кадет Неплюевского корпуса Мирза Уменалиев. С удовольствием слушал вас и рад, что отпросился посетить родню... Хочу вас заверить: почтенный Курмангазы перевел вас блестяще... Но, конечно, мягче. Чтобы не испугать... Вы заметили, я сидел рядом, когда вы говорили, и переводил старику. Так что есть и мой труд в сегодняшнем празднике.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.