- Трос, груз нормально!
- Так и поедем.
Вертолет шел ровно, но в полете его появилась какая-то несвобода, скованность; Львов сидел, нахохлившись, застыв, словно стреноженность машины передалась и ему. Любовь всегда конкретна, а она невозможна без сострадания. Неуклюжая в сравнении с длиннокрылыми самолетами машина, придуманная для самых немыслимых фантазий человека, осваивающего близкое небо, она все же видела свое предназначение в полете, а не в извозе. Но на третьем кусту аганской площади готовились бурить новую скважину; все важно и все необходимо в этих приготовлениях, но они обретают смысл, когда пойдут метры проходки, когда пойдет настоящая работа, ради которой они оставили свои дома и собрались здесь; буровая стояла в густом лесу, была осень, пахло грибами, а люди стояли, задрав головы, и смотрели в небо. Львов снизился и повел машину вдоль лежневки.
- До земли два метре, - сказал Кузьмин. - До земли метр. До земли ноль-пять. Груз коснулся земли!
Турбобур мягко лег на бревна.
- Отдаю замок, - сказал Львов.
Потом много было таких вот коротких подлетав; мы шли на север и возвращались на юг, болота сменялись тайгой, и леса пропадали в низинах; трубы, цемент, доски и стекловата, хлеб и дизтопливо - на Агане, Варь-Егане, новых месторождениях вокруг Самотлора закипала работа, надвигалась зима, и надо было спешить. Но время года здесь ни при чем. Надвигалась бы весна - они бы спешили, надвигалось бы лето - они бы спешили; мы всегда спешим, стараясь успеть больше, потому что другой жизни у нас не будет. Первый раз Львов увидел самолет в классе пятом, когда в маленьком городке на Урале сел на вынужденную МИГ-15. Машина ошеломила его. Она была похожа на сказочное видение, только красивее. Наверное, она снилась ему, но он не запоминал снов. Потом он устроился покататься на ЛИ-2. Вылез из самолета, облеванный от воротничка до шнурков, но с твердым желанием стать летчиком. Сасовское училище, Свердловский отряд, АН-2. И снова училище. Работать в небе надо на вертолетах. Сначала это было предположение, гипотеза, которую надлежало проверить. Когда Львов первым в Нижневартовске освоил МИ-8, он понял, что не ошибся: машина была или казалась ему совершенством. Как тот истребитель, севший на вынужденную в далеким детстве, в маленьком уральском городке. А начинал он здесь на «четверках». Давно это было, но первый вылет ему запомнился: была середина июня, и так лупил снег, что на посадке было его по колено. А возили вахту на Самотлор - бетонки тогда не было. Даже в порт дороги не было. Сколько раз он добирался до работы, теряя в грязи ботинки! И воды в доме не было, приходилось таскать на себе сорокалитровые фляги. То было начало, и тогда все так начинали.
Вертолет снова пошел вниз. В салоне геологоразведчики - сейчас их выход. Машина зависла над самой землей, дрожа от напряжения, прохлопывая винтами. Еще несколько сантиметров - и все. Нет, вздрогнула вдруг, приподнялась и боком-боком, как котенок, еще не умеющий ходить прямо, поплыла влево.
- Ты чего? - встрепенулся Панасов.
- Да грязно здесь, - сказал Львов. - Вон там мостки какие-то - на них людей высажу.
Все они разные. Панасов флегматичен, медлителен, основателен, Львов беззлобно подтрунивает над ним («Пятнадцать уток пролетело», - мечтательно сказал Панасов. «Где?» «Да вон, слева». «И ты сосчитать их успел?» «Ага». «Ну, математик»); Кузьмин все время в движении, не прочь поорать, но для дела, с разгрузкой у него не протелепаешься; Львов всегда собран, точен и решителен, как и подобает командиру. Но разве это объяснение того, почему они стали экипажем? Они вместе недавно и скоро вновь разбредутся по разным бортам - Панасов станет командиром и получит свою машину, Львов улетит в командировку, Кузьмин перейдет в другой экипаж, и вместе они уже никогда не соберутся; но сейчас они одно, и объединяет их преданность работе, которая невозможна без высокого профессионализма, когда любовь к своему делу неизбежно порождает уважение к делу другого.
- Вон Нежура стоит, - сказал Панасов, снижаясь над бетонной площадкой порта. - Стоит, дожидается.
- Геннадий Викторович, ага, - отозвался Львов. - Значит, опять на Аган ехать.
- Там столовая хорошая - пообедаем.
На третьем кусту вкусно готовят, в Максимкине отличная баня, а в какой-то разведке - вот чудаки! - красный флажок на вертолетной площадке, который должен показывать направление ветра, в тупом усердии исполнили из листового железа, шквал его не колыхнет, не то что обычный ветер, - этим знанием, достоверным, смешным или житейски существенным они обросли за множество летных часов, как мы, идя на работу, машинально запоминаем, когда перерыв в киоске, торгующем сигаретами, где витрина с «Советским спортом» и почему надо брать с собой плащ, даже если утром светит солнце.
Идя на работу. Или с работы. Работу. Работы. Работа.
- К нам, Алик? - любовно спросил Нежура, заглядывая Львову в лицо.
- К вам, ага. Начинайте погрузку, сейчас поедем. Надо бы еще пару рейсов сделать, пока светло.
- Мы - мигом!
А мне Нежура сказал:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.