Известие было неожиданным и потому, быть может, особенно тяжким. Все, кто был в цехе, со странным чувством глядели на токарный станок, к которому никогда больше не подойдет его хозяин. В самом этом слове - «никогда» - уже заключалась та до слез обидная несправедливость, которую мы испытываем всякий раз, кого-то теряя...

Умер старый рабочий. Год за годом он приходил сюда задолго до смены, чтобы подготовить станок, прочитать чертежи, подобрать резцы... Учил молодых, неизменно называя их «батеньками»: «Ты, батенька, не на сцене. Работа аккуратность любит». Может, это было чудачеством, но в отпуск Николай Иванович Козляков уходил всегда пятого октября - в день, когда поступил на старый ГОМЗ еще в тысяча девятьсот... Короче говоря, без малого полвека назад.

Станок стоял, похожий не то на сироту, не то на памятник. На нем Козляков делал детали необыкновенной точности, и детали без проверки ОТК шли в другие цеха. Станок Володи Скольнова стоял рядом, и, работая, Володя нет-нет да и косился на соседа. Может быть, именно поэтому в его движениях появилась та размеренная, экономная неспешность, которую так ценил Козляков.

О профессии токаря говорят: «Борец со сталью и временем». Со сталью - да, верно, а вот со временем в астрономическом цехе Ленинградского оптико-механического объединения обращаются бережно и расчетливо. Как будто помнят слова старого рабочего: «Ты, батенька, не на сцене. Работа аккуратность любит...»

Станок у Козлякова был уникальным. На нем не делали грубой работы. Иные детали - да и то по двадцать или тридцать штук, - точились на нем два, ну, три раза в год. Еще тогда, когда был жив Николай Иванович, Володя ходил возле этого станка, как кот вокруг сметаны. Ребята заметили это, и, конечно, шуток и подначек было достаточно:

- Попроси у корифея, может, разрешит попробовать.

- Солдат - он все может... Валяй, солдат, не дрейфь!

- Нет, ребята, Володька длинный, а длинным нагибаться трудно, не пойдет...

И вот станок осиротел. Странно было работать и не глядеть в ту сторону. Странно, что нет рядом Николая Ивановича с его уже одобрительным: «Ничего, батенька, ничего». Это ему-то, мальчишке, так-то сказать!

Владимир растерялся, когда два месяца спустя старший мастер подошел к нему и легонько толкнул к коз-ляковскому станку.

- Ну, переходи.

- Куда?

Он еще не верил, что ему доверяют этот станок. Даже посмотрел по сторонам: не ошибся ли мастер? Ведь в цехе есть такие, кого называют корифеями без всякой иронии, - хотя бы Валентин Федосеев, который с технологией резания на «ты» и за ручку. Почему же тогда мастер предлагает этот станок ему, Скольнову?

Грешным делом, и в тот день и потом Владимир думал, что старший мастер просто хорошо относится к нему, вот и все. Любимчик не любимчик, а все-таки он всегда чувствовал на себе это доброе, внимательное отношение Сергея Михайловича. Ему трудно было понять, что старший мастер видел в нем не обыкновенного славного парня, а талант - чего уж тут бояться громких слов. Пусть еще не раскрывшийся, только набирающий силу, но все-таки тот особый талант, который дан не каждому.

Как было беспокойно, даже, пожалуй, страшновато, когда он включил станок и на тусклой поверхности заготовки, по которой прошелся резец, сверкнула чистая, яркая полоска. Скольнов точил микровинг - деталь, к которой полагается свой «паспорт», и не только на всю деталь, но на каждый ее виток! Двести витков. Точность резания - тысячные миллиметра. Затем эти микровинты бережно уносят в лабораторию на измерение... И только потом будут ставить на спектральные приборы.

Да, и беспокойно было и страшновато, и места себе не находил, пока из лаборатории не сообщили - все в порядке, работа выполнена безукоризненно. Ребята хлопали его по спине и опять шутили, что вышел он, Скольнов, напрямую в корифеи. В этот день он допоздна задержался в читальном зале, и когда голова уже пошла кругом от учебников, попросил у библиотекаря толковый словарь русского языка.

«Корзинка». «Коридор». Ага, вот! «Корифей. Выдающийся деятель на каком-нибудь поприще». Он усмехнулся, возвращая словарь. Вот трепачи ребята! «Выдающийся деятель!» И подумал про себя: нет, брат, далековато еще тебе до выдающегося-то деятеля...

Кто знает, как бы сложилась Володина жизнь, если бы не однополчанин Коля Ибрагимов, который и на «гражданке» и в армии занимался оптикой. Разговорились они, можно сказать, случайно, однако именно от Коли он услышал о ЛОМО - Ленинградском оптико-механическом объединении. В рассказы Ибрагимова даже не верилось. Трудно было представить себе, что в цехах тихо играет музыка - не просто включено радио, а звучат специально подобранные врачами-психологами мелодии, под которые легче работать. Рассказывал Ибрагимов и о громадном телескопе (диаметр зеркала - 2,6 м), сделанном на ЛОМО. Когда телескоп везли к Неве, где его ждала баржа, на Выборгской стороне было перекрыто все движение. Ученые, которые работают на ЛОМО, утверждают, что с их оптикой из Ленинграда можно увидеть спичку, зажженную во Владивостоке. И вообще, говорил Ибрагимов, лучше ЛОМО на свете ничего нет, что ж тебе, токарю, думать, куда идти после службы?

Вот так и получилось, что в отделе кадров ЛОМО появился сержант Скольнов. Его спросили: хотите в астрономический цех? И он, не задумываясь, кивнул, хотя и не представлял себе толком, что такое астрономический цех. Пропуска у него еще не было, и начальник цеха, изъявивший желание с ним познакомиться, попросил по телефону:

- Подождите меня в проходной. Я сейчас выйду. Как я вас узнаю?

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.