– Нет, Аня, не согласен. Предстоит паводок, нужен хороший бетон, от вас зависит качество работы всех бригад. Ваш фронт еще впереди».
Что изменилось со времени появления на стройке товарища Брежнева? Мы, простые рабочие, заметили, насколько строже стало выполнение графиков, как улучшилось планирование. Диспетчерская управления Днепроэнерго стояла на самом верху; оттуда была видна вся стройка: где как идет работа, где чего не хватает.
И еще нам нравилось, что этот человек в армейской гимнастерке успевает подметить все «мелочи» – например, почему у нас мотор работает, а транспортер стоит; не забывает спросить, нужна ли его помощь.
...Самые дорогие годы моей жизни связаны с Днепростроем. Здесь я встретила большой праздник – День Победы. 9 мая 1945 года был жаркий весенний день, уже цвели абрикосы. Остановилась работа на стройке, остановились заводы, молчал и наш бетонный. Я выступала на митинге у створа плотины, у могилы неизвестного солдата, спасшего Днепрогэс от полного уничтожения. В тот день праздничные митинги шли по всему Запорожью.
Кончилась война, но еще долго мы залечивали нанесенные ею раны.
По-прежнему было трудно с продовольствием. Однажды мы потеряли продовольственные карточки, а сказать об этом не решались, зная, что многие семьи живут впроголодь. Но одним воздухом сыт не будешь, и мы придумали: каждый день выделяли кого-нибудь из бригады в помощь заведующему столовой Кирилюку – пилить дрова. А нам за это вечером отдавали остатки каши. Так продолжалось до тех пор, пока секретарь комитета комсомола Днепростроя не узнал каким-то образом о нашей беде. Но в то время нам всем и в голову не приходило говорить о своих несчастьях.
Как-то, помню, подали к заводу под разгрузку вагон с песком. Обычный товарный вагон с дверями на колесиках. То ли колесико выскочило из полоза, то ли еще что, только двери никак не поддавались. Приподняли их немного, и... рухнули эти двери прямо на меня. Удар был сильный, сознание я потеряла. Тут переполох поднялся, «Скорая» приехала – и в больницу меня. Поговаривали – это я потом узнала, – не подняться, мол, Анне.
На завод пришла вся заплывшая, глаз почти не видно, директор даже поначалу не признал меня. Поругал, конечно, но потом говорит: ладно уж, раз сама дошла – приступай к работе, а то без тебя трудно...
В конце 1947 года я заболела.
Видимо, все сказалось: военное детство, недоедание, тяжелая работа... После сильной простуды началось осложнение, воспалились верхушки легких. Открылся туберкулез легких и гортани; я совсем не могла разговаривать. Врачи категорически запретили мне работать и, что самое страшное, запретили иметь детей. А я незадолго до этого вышла замуж и ожидала ребенка...
С мужем я познакомилась на стройке. Сам он из Запорожской области; на Днепр приехал, как и я, по комсомольской путевке, работал автогенщиком и сварщиком. Трудная у него судьба была: в шестнадцать лет попал в немецкий концлагерь, оттуда угнали его вместе с такими же мальчишками в Германию. Все круги ада прошел, оставшись честным, добрым и преданным парнем. Поженились мы, получили комнатку в общежитии, были счастливы и не ждали от жизни ничего, кроме хорошего. И тут, как снег на голову, моя болезнь.
О болезни – не знаю, от кого, – стало известно в обкоме партии, и вскоре выдали мне путевку в санаторий. Перед отъездом врачи снова уговаривали лечь на операцию. но отказаться от будущего ребенка было свыше моих сил.
После санатория стало лучше: родилась Людочка – здоровая, крепкая девочка. Я все не верила до конца в то, что серьезно больна, что не смогу больше работать, хотя врачи установили мне вторую группу инвалидности. Не хотела я чувствовать себя инвалидом, поэтому и на работу вышла сразу же после родов. В 22 года сидеть одной дома, оторванной от общих дел? Нет, только не это...
Я уже считалась старожилом на стройке, знала все бригады правого берега. Помню юную бригаду Тани Черемискиной. восемнадцатилетних арматурщиц. В холод, на семи ветрах, они гнули арматуру для тела плотины. С бетонщицами Таней Адылиной. Дусей Орел, Дусей Алейниковой мы были связаны самым тесным образом – их работа зависела от бетонного завода. Не преувеличу, если скажу, что все бригады – а их насчитывалось очень много – жили будто одной семьей, и центром, душой этой семьи был комитет комсомола Днепростроя. Секретарь Геронтий Камаев очень поддержал меня в те нелегкие дни. когда я вышла на работу после болезни.
Первая турбина Днепрогэса вновь заработала в начале 1947 года, а в марте сорок восьмого вышел Указ о награждении группы днепростроевцев орденами и медалями. Я об этом не сразу узнала, и когда девочки на заводе кинулись ко мне поздравлять с орденом Ленина – растерялась, не верю. Пришла домой, как во сне, взяла дочь на руки, и в этот момент по радио Указ передают. Слышу знакомые имена, свою фамилию слышу, прижимаю к груди дочку – и плачу... Вспомнила, как 14 октября 1944 года на торжественном вечере обещала не уезжать, пока гидростанция не даст первый ток. Вот он, мой Днепрогэс, живет, работает, питает заводы и фабрики, дает свет в дома...
После пуска всех турбин Днепрогэса мы с семьей переехали в молдавский городок Дубоссары на строительство гидроэлектростанции. Если на Днепре восстанавливали разрушенное, то на Днестре мы строили вновь, на пустом месте.
Городок захолустный, скорее, село, а не город. Советская власть установилась здесь сравнительно недавно, перед войной, когда Бессарабия воссоединилась с Молдавией. Многое нам было тут непривычно.
Два года я проработала в Дубоссарах. Дела шли хорошо; очень пригодился мне опыт, накопленный на Днепре. Готовилась принять новый бетонный завод, но не успела. Болезнь снова обострилась, я больше не могла скрывать, что у меня туберкулез легких.
И снова помог Леонид Ильич Брежнев, бывший в ту пору первым секретарем ЦК Компартии Молдавии. Будь я одна, никогда не решилась бы обращаться с личной просьбой, но у меня уже было трое детей: пятилетняя Люда, Танечке третий год шел, а Петя еще и говорить-то не умел... С помощью ЦК партии удалось достать нужное лекарство, съездить в санаторий. После лечения врачи сказали: все, мамаша, хватит вам цемента и бетона, пора подумать о детях.
В 1953 году мы вернулись в Запорожье.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.