Дорога на Расвумчорр

— Это точно. Считался главным механиком, а был начальником дорог, потому что техники всего и было, что один бульдозер «С-80», четыре домкрата да десять пар молодых рук. Большое дело всегда ведь с нуля начинается.

Они поднялись на Расвумчорр-плато в январе шестидесятого. Десять комсомольцев на вездеходе пробивались сквозь пургу. И в первый день пурга победила. Она превратила мир в хаос. На следующий день, когда пурга улеглась, комсомольский десант все-таки прорвался на плато. Их встретило снежное безмолвие и одинокий огонек домика геологов. В этом домике, уставленном трехэтажными кроватями, и обосновалась бригада Михаила.

Работали в любую погоду. Снег сек лица. На пронзительном ветру одежда превращалась в ледяной панцирь. Монтажники разжигали костры. И когда огонь слизывал с полушубков лед, люди снова возвращались к работе. Метели перемели единственную дорогу, и комсомольцы спускались в долину на альпинистских кошках, цепко держась за сброшенный вниз канат. Иногда ребята срывались и, теряя в глубоком снегу шапки и валенки, скатывались вниз. Но им везло: шестьсот метров склона — и ни одной царапины. И все-таки однажды удача изменила бригаде. Оступился и покатился с обрыва монтажник Слободенкж. На следующий день они поднимались на плато вдевятером: Слободенюк остался внизу, в больнице. И девять человек работали за десятерых.

А по весне, когда забрезжил полярный день, михайловцы праздновали победу. Первый экскаватор «ЭГК-4», громыхнув траками, вперевалку двинулся по плато, срезая ковшом покров древних Хибин.

— Вот так, был начальником дорог, потом главным механиком одного экскаватора, а теперь видели, сколько здесь понастроено? — широко улыбнулся Михаил.— В стволах у нас были?

— Не успели еще.

— Обязательно побывайте.

Мокрая бадья стремительно скользит вниз. Ствол шахты сочится водой. И чем ниже спускается бадья, тем сильнее становится ливень грунтовых вод. Наконец внизу тускло забрезжил забой. На дне его в мокрых, блестящих робах работают горняки. Ливень стучит по каскам. Там, наверху, зима, а здесь — осенний ливень, сырой воздух.

Идет выгрузка породы после взрыва. На грейфере, или, как его здесь называют, «бычке»,— Вячеслав Кузин, самый молодой из забойщиков.

Славины руки лежат на «рогах» бычка. Там, где регуляторы сжатого воздуха. Поворот регулятора — и бычок, фыркнув, нехотя пробует каменное крошево. Еще один поворот регулятора — и бычок зло вгрызается в него. И когда стальная челюсть смыкается, ухватив раздробленную взрывом породу, Слава поворачивает второй регулятор. Бычок взмывает вверх, челюсть его разжимается, высыпая грунт в бадью. И это повторяется с добрый десяток раз, пока бадья не загружается доверху и не уходит наверх.

Месяцев через семь Слава с товарищами закончит проходку, и все здесь изменится. Порода уже не будет идти наверх. Пойдет руда. И не наверх, а вниз. Вырвавшись из кузовов самосвалов, она с грохотом понесется мимо того места, где мы стоим, в железнодорожные вагоны. И ствол тогда будет уже называться рудоспуском, главной транспортной артерией рудника «Центральный».

Приблизительно такой же рудоспуск мы видели на руднике «Расвумчорр-цирк». Просто чудо, как работал этот рудоспуск: никакой тебе техники — одно свободное падение! Только это «чудо» нередко останавливалось. Руда смерзалась или спрессовывалась в горловине рудоспуска, и образовывалась огромная пробка. Ее рвали аммонитом. Полтора месяца однажды разбивали взрывами эту пробку, а добытую руду возили на самосвалах. Производительность «Расвумчорр-цирка» сразу упала втрое, а себестоимость каждой тонны руды увеличилась на шестьдесят копеек.

— Ну, а если станет рудоспуск «Центрального»?

— Если станет рудоспуск «Центрального», станет и сам рудник. Следовательно, остановятся и цехи обогатительных фабрик. Ведь спускать руду на самосвалах в метель и туман просто невозможно. Строить канатную дорогу с Расвумчорр-плато не имело смысла: она бы тоже не смогла работать в штормовые дни,— говорил нам главный инженер комбината «Апатит» Владимир Васильевич Гущин.— А от остановок рудоспуска мы ничем не гарантированы. Ведь «Центральный» будет работать в уникальных метеорологических условиях, в каких не работал еще ни один рудник мира. Вот почему у нас возможна закупорка рудоспуска из-за смерзания или спрессования руды. Чтобы избежать этого, нам уже сейчас необходимо провести целый комплекс физических и математических исследований, дабы найти оптимальные условия для транспортировки руды с помощью рудоспуска, а также химических: подобрать жидкости с достаточно низкой температурой замерзания, чтобы использовать их для смачивания руды в зимний период и тем самым предотвратить смерзание. Подобные исследования самому комбинату не по плечу. Они под силу только комплексной бригаде Академии наук, в которую бы входили ученые—физики, математики, химики. И время не терпит. Чтобы рудник «Центральный» работал ритмично, эти исследования должны начаться уже сегодня.

Да, время не терпит. Чтобы страна бесперебойно получала «камень плодородия» - апатит, срочно нужно вмешательство ученых. А нерешенных проблем на Расвумчорплато еще много. В этом мы убедились, побывав вечером в карьере открытой добычи руды. Собственно, самого карьера еще нет. Идут вскрышные работы: рудное тело освобождается от горных пород. В карьере день и ночь неумолчно урчат укрытые туманом «КРАЗы». В белой пелене не видно отвала, куда самосвалы сбрасывают породу. Да и самого экскаватора тоже не видно. Лишь на пятиметровой высоте взвешены в молочном тумане его радужные фары, напоминающие глаза гигантского чудовища. А когда подходишь к нему вплотную, натыкаешься на мохнатую белую шерсть гиганта. Это изморозь покрыла толстым слоем металл. Белая огромная лапа ковша дочиста выскребает взорванную породу.

И тут, у пяты экскаватора, мы столкнулись с младшим братом того самого Слободенюка, который был в первой десятке покорителей Расвумчорр-плато. Встретились с Сергеем Слободенюком.

— Вот поднялся сюда вместо брата. Туман? Но это же еще приличная погодка,— прерывает Сергей наши сетования на туман.— Вот когда ударит метель...

Сергей зябко передергивает плечами. А у нас в головах невольно всплывают уже знакомые цифры: ветер — 60—80 метров в секунду, 80 туманных дней, 188 метельных...

— Впрочем, мы и к метелям привыкли. В общем-то, в закрытых кабинах работаем. А вот бурильщикам плохо. Они таких кабин не имеют. У них зябко. Герметические кабины нужны. Правда, и нам герметика не помешает. Налипнет наледь на электропроводку и стопорится экскаватор. Управление летит...

Ох, как хотелось нам, чтобы в этом промозглом тумане рядом с нами стояли конструкторы машин, чтобы они услышали слова Слободенюка! Сегодня мы повторяем эти слова и обращаемся к конструкторам: Расвумчорр-плато нужны совершенные машины, которые бы не выходили из строя в метель и мороз, в которых было бы удобно работать горнякам. Да, люди на плато Расвумчорр самоотверженные, отважные. Им не страшна никакая напасть. Но это совсем не значит, что мы можем не заботиться о них и заставлять горняков из-за малейшей поломки нырять из кабин в пургу, ремонтировать машины на штормовом ветру.