Дни нашей жизни

...Ну, а особый Северный экспедиционный отряд, куда назначены были комсомольцы, находился на самом левом фланге Восточного фронта, где противник своим правым флангом вклинился в лесные массивы и труднопроходимые места северо-восточной части Вятской губернии. Это заставляло обе стороны часто отказываться от позиционного характера ведения войны, применять чисто партизанские действия: обход, нападение с тыла, ночные налеты.

Потом-то и пришла к нам в казарму команда: утром 1 мая с вещевыми мешками явиться на пристань, погрузиться на пароход и вместе с воинской частью отправиться вверх по течению Вятки.

Мои родители как-то еще не верили, что их сын Генка, шестнадцатилетний парень, куда-то еще может уехать, тем более на фронт. Все мои отлучки воспринимались нак озорство.

Частенько они, беззлобно смеясь и подтрунивая надо мною, говорили: «Ну, нуда тебя на фронт? Твоим друзьям вместе с тобою еще сосни сосать!»

И все же перед самым отъездом, вечером 30 апреля, у меня с родными состоялся тяжелый разговор.

Мать плакала, меньший брат, насупившись, сидел и смотрел на меня, ему тогда было непонятно мое стремление. Отец безмолвно сидел на кухне и отчаянно курил «козьи ножки» одну за одной. Наконец все улеглось: я настоял на своем. Родные смирились и стали готовить отъезд. Мать, встав раненько, приготовив «постряпеньки» и различную снедь на дорогу, пошла на пристань вместе с отцом провожать сына на фронт. Простились хорошо.

Эти расставания с родными, зачастую против их воли, при сложившемся в то время семейном укладе, где воля родителей была велика, проходили для всех комсомольцев примерно одинаково.

На пристань пришли наши комсомольцы во главе с Риммой Юровской, секретарем губернского комитета РКСМ. Проводы прошли тепло, весело, с духовым оркестром и песнями. Даже провожающие нас родные как-то немного «отошли», с любовью смотрели на нас и тайком, торопливо благословляли своих «несмышленышей» на ратные подвиги. Как сейчас, слышу и вижу: пароход протяжно прогудел отчальную, плицы колес неторопливо ударили по воде, провожающие прижались к перилам пристани, стараясь еще раз взглянуть на родные н. дорогие лица, махали руками, посылали приветы, просили почаще писать. А мы, комсомольцы, стоя на палубе, взволнованные проводами, полные тревог и мыслей о грядущих испытаниях, молча прощались с родными, с неповторимыми днями своей юности.

Уходили мы не ради подвига, не ради романтики, как иногда сейчас думают, а в силу необходимости тех суровых дней. Надо было биться за счастье народа. Поэтому мы брали оружие и шли защищать свою молодую Республику рабочих и крестьян. Шли защищать революцию.

...На четвертый или пятый день, когда мы, полуослепшие от солнечной ряби реки, загорали на палубе, впереди над кустами на правом берегу показалась приземистая церквушка. Потом стал виден хоровод деревянных изб, тесно обступивших церковь.

— Троицкое, — опознал кто-то.

Припав за мешки с песком, выложенные по борту, мой друг Игорь Якубовский тонко закричал:

— Смотри, стервецы, прячутся!

— Ребята, да это ж свои! — вскочил вдруг Алеша Попов, забавный, розовощекий парень, всегда тихий, вежливый,

— Наши-и! С обозом — наши!

Над кустами показались знакомые головы, я увидел озорные глаза другого моего приятеля, Сашки. Берег реки наполнился криком и гамом...

— Напугали только! — стыдливо вздохнул Игорь, отряхивая колени, и отвернулся, в одиночку переживая одолевшую минутную слабость.

Пароход пришвартовался у скользких подмостков, разломанных половодьем. От встречи долго бесновались, буйной радостью заглушали противное, мимолетное чувство страха. Не мешкая, ребята вместе с красноармейцами начали перегружать мешки и кули с подвод в трюм парохода.

Через сутки наш пароход был встречен представителями осэвэка, и, как лучших друзей, нас, усталых, тут же проводили до Кирсинского завода, где разместился штаб экспедиционного отряда. Приняли хорошо, приказали отдохнуть в доме бывшего владельца завода, где бойцы уже устлали полы комнат соломой.

Утром в парке начальник политотдела отряда собрал нас, комсомольцев, и рассказал историю осэвэка, познакомил с задачами корпуса. Предложение о назначении нас в команду связи комсомольцы решительно отвергли, требуя немедленно послать в разведку, чтобы быть на самых опасных участках. Но мы вскоре убедились, что командование было право. Воевать приходилось всем. Самых старших ребят отряда назначили в боевые части. А меня и моих близких друзей зачислили в команду связи. Так в 1919 году началась у нас, рабочих ребятишек, служба в рядах Красной Армии в почетном звании красных бойцов...