Днепрогэс

Ну, с лошадью и лопатой мы вскоре распрощались. Уже через полтора года после начала строительства на площади в сорок квадратных километров было уложено 120 километров железнодорожных путей нормальной колеи, построено два бетонных и два камнедробильных завода, работали 45 различных кранов, 10 крупных экскаваторов, 56 паровозов и 89 большегрузных опрокидных платформ, сотни перфораторов и буровых станков. Стройку обеспечивали специально построенные тепловая электростанция, компрессорные установки, три завода по производству жидкого кислорода. За пять лет сюда прибыло более ста тысяч вагонов с различными грузами и стальными конструкциями. Страна дала Днепрострою все, что было необходимо.

Очень много приезжало к нам делегаций. Рабочие, крестьяне. Те, что жили по Днепру, никак не хотели верить, что их Днипро можно перегородить стеной. А он и вправду был страшноват, особенно в период паводков. Несется через пороги, ревет, бьется о скалы у Хортицы...

Возводить плотину начали с обоих берегов. Ставили деревянные ряжи, отсыпали часть дна, откачивали из котлована воду, строили опалубку и начинали возводить «бычки» будущей сливной части плотины. К тому времени уже были построены камнедробилки, бетонные заводы, подготовлены бригады бетонщиков.

В 1929 году по призыву XVI конференции ВКП(б) по всей стране было развернуто социалистическое соревнование. У нас соревновались левый и правый берега. Кончишь смену, смотришь, где зажжется красная звездочка – на левом или на правом. На чьем зажглась, тот сегодня вышел вперед.

Я работал машинистом паровоза № 20 в левобережном депо. В комсомольско-молодежной бригаде нас было четыре человека: мой помощник Илюша Копейкин и наши сменщики Даня Бекпемищев и Женя Жеваго. Возили бетон бригадам Жени Романько, Марии Билык и Марии Жук. Сначала к паровозу цепляли одну платформу с «жучком»-полуплатформой, потом дошли до трех платформ. На бетонном заводе ставят на них полные бадьи, и мы мчим на своем «американце» – паровозик был куплен в США – к месту кладки. Быстро разгружаемся – и в обратный путь.

«Двадцатка» Дмитрусенка была на стройке легендарным паровозом. Тридцать шесть раз бригадиру объявляли предупреждения за превышение скорости. Зато когда пришло 28 марта 1932 года, день укладки последнего кубометра бетона, партком Днепростроя вынес решение: право уложить последний кубометр бетона предоставить комсомольско-молодежным бригадам Жени Романько и Марии Билык, крану № 33 бригадира Запояско и комсомольскому экипажу паровоза имени XVI партсъезда – дмитрусенковской «двадцатке».

Я спросил Афанасия Афиногеновича, как увязать эту великую честь с предшествовавшими многочисленными взысканиями.

– Все просто. Дорога на гребень плотины была извилистой и с большими подъемами. И по технике безопасности скорость паровозов ограничивали, помню, до двадцати – двадцати пяти километров. А я выжимал до сорока. Молод был, высоты не боялся.

Мчишь по краю пропасти, глянешь вниз – до дна котлована пятьдесят два метра, а не страшно. За превышение скорости наказывали. Ну, а бетона-то мы больше всех перевезли. За это, естественно, поощряли.

Их работа не оканчивалась с завершением смены. Наверное, тогда в наш трудовой лексикон пришло слово военной поры – «прорыв».

Дмитрусенко вспоминает:

– Часто, отработав смену, мы снова шли на стройку. Как тогда говорили, «на прорыв». Всегда это были срочные работы, которые нельзя было не выполнить: то разбирали отслужившие свою службу ряжи, то готовили опалубку. Но главным образом мы «топтали бетон». Особенно много бетона нужно было уложить в 1930 году. Рекордной в ту пору считалась укладка бетона на строительстве Вильсоновской гидростанции в США – 380 тысяч кубометров в течение одного года. Центральный Комитет ВКП(б) в специальном обращении призвал днепростроевцев уложить в сезон 1930 года 427 тысяч кубов. На всех участках Днепростроя прошли тогда митинги и собрания, которые выдвинули встречный план: 500 тысяч кубов.

Обязательство это было очень высокое. Ведь в те времена никаких вибраторов для уплотнения бетона »

и в помине не было – ни у нас, ни у американцев. Уплотняли ногами. Сдадим с Илюшей Копейкиным паровоз нашим сменщикам и быстрее на наш подшефный, деповский, бычок № 38; всего таких бычков в плотине было 49. Там уже народ собрался. Переодеваемся в брезентовую робу, натягиваем резиновые сапоги, спускаемся вниз, а сверху уже бадью с бетоном подают. Опростаем ее, обнимем друг друга за плечи и начинаем топтаться. Если густой бетон подали, кричим наверх, чтобы подбросили «молочка». Или требуем «изюма». «Изюмом» звали глыбы гранита, которые " замуровывали в тело плотины. Цемент тогда был дефицитом, вот и экономили его, как могли, благо, что гранита хватало – рви пороги да днепровские скалы.

И так каждый день. По два-три часа ударного труда после смены. Безвозмездно. Работали днем и ночью. Зато обязательство перевыполнили: в тело плотины, здание ГЭС и шлюз уложили в тот год 518 тысяч кубометров бетона.

Много еще рассказал Афанасий Афиногенович. Вспомнил, как его «двадцатку» перебросили на правый берег, транспортники которого «приотстали в соревновании» и им нужно было помочь. Вспомнил, как монтировали первые турбины, изумляя производительностью труда американских специалистов, работавших на стройке.

И я спросил:

— Работали вы героически, а жили-то как? Дмитрусенко вздохнул:

— Трудно. Очень трудно жили.

Это было понятно. Страна небывалыми темпами создавала индустрию и вынуждена была экономить на всем. Частный сектор деревни уже не мог, а коллективный еще не набрал сил, чтобы накормить население досыта. Эту общую картину каждый знает по истории. Но я хотел узнать детали жизни рабочих главной стройки тех лет. Помогла Екатерина Павловна, жена Афанасия Афиногеновича. Девчонкой она приехала на стройку из Юхнова с отцом, прорабом. Работала сперва тут уборщицей, потом бухгалтером, заведовала складом стройматериалов.