Они сделали второй круг, чтобы дать взлететь и построиться звену Костина. Потом Рассохин повёл всю свою шестёрку к озеру.
Возвышавшийся над аэродромом лысый бугор с наблюдателем остался позади. Никритин не летал несколько дней и теперь с особой остротой испытывал то радостное, чуть - чуть тревожное возбуждение, которое всегда охватывало его в начале полёта. Рассохин не набирал высоты, вёл их сегодня низко, над самым лесом. Так они обычно ходили на штурмовки, - как можно ниже, чтобы их не заметили издали. Сверху самолёт, идущий над лесом, тоже почти не приметен, а сегодня им вовсе не хотелось попадаться на глаза немецким истребителям: воздушный бой задержал бы их, и штурмовка была бы сорвана.
Но сейчас, оглядываясь, он видел только самолёты своих товарищей. Ему, летящему вместе с ними, они казались неподвижными. Одинаково раскрашены были машины, одинаковые шлемы были на головах у лётчиков, но Никритин без всякого труда узнавал каждого - по приметам, известным ему одному, о которых он даже не умел бы рассказать. Он слишком сжился со своими товарищами, слишком много с ними летал и узнавал каждого в воздухе по почти неуловимым признакам, по манере вести машину, «по походке», как говорят лётчики, «по почерку».
Они вышли на озеро и пошли надо льдом. Кое - где всё ещё чернели и дымились полыньи. Приближение дороги Никритин заметил по чёрным круглым лункам во льду: сюда падали немецкие снаряды. Да ещё по маленьким кучкам людей в белых халатах - три - четыре человека, - разбросанных то там, то сям. Это были сторожевые посты охранения. Никритин подумал о том, как холодно этим людям стоять далеко от берегов, на ровном льду, где негде укрыться от ветра.
Как изменилась дорога со вчерашнего дня, когда он проехал по ней на мотоцикле! За ночь ей расчистили от снега. Грузовики шли в оба конца беспрерывным потоком: к городу - с ящиками. с мешками, из города - с людьми.
Самолёты подошли к южному берегу озера, пересекли береговую черту, замёрзший Ладожский канал и пошли низко над лесом. Лес был дрянной, болотистый - осинник, ольшаник, - и сквозь голые прутья сверху можно было разглядеть то засыпанную снегом красноармейскую землянку, то бойца в тулупе, глядящего вверх, то траншею, то ряд гранитных надолб, то походную кухню, выкрашенную в белый цвет. В эту редкую, болотистую поросль вклинивались длинные языки елового леса, похожие сверху на тёмно - зелёный бархат; и что скрывалось там, под этим бархатом, разглядеть было невозможно. В одном месте бархатный полог этот несколько вздымался кверху, и Никритин догадался, что это и есть тот самый холм, который они на своих картах отметили в квадрате «В».
Рассохин внезапно вырвался вперёд и круто полез вверх, в небо. Остальные самолёты отстали от него и пошли широким кругом в стороне от холма, чтобы их не заметили. Самолёт Рассохина лез всё выше над самым холмом, оставляя за собой в морозном воздухе тонкий белый след. С холма потянулись к нему еле видные при солнечном свете перекрещивающиеся нити трассирующих пуль. Облачка зенитных разрывов, сразу по три, возникали то впереди него, то сзади. Как раз этого Рассохин и добивался. Он хотел узнать, где расположены зенитные пулемёты и зенитные батареи немцев.
Самолёт Рассохина, уменьшаясь в вышине, блестел на солнце. Когда пулемётные струи или разрывы снарядов слишком приближались к нему, он внезапно делал прыжок в сторону. Но не уходил. Можно было подумать, что он растерялся и бессмысленно мечется на одном месте от страха. Порой он срывался вниз, переворачивался, и тогда казалось, что он подбит, падает. Но, перевернувшись, он снова выпрямлялся и снова лез вверх.
Всё это продолжалось минуты три, не больше. Как бы наскучив игрой, Рассохин вдруг пошёл, не обращая «никакого внимания на пулемётные струи, прочь от холма, вниз, к самым верхушкам леса.
Немцы потеряли его из виду. Он вернулся к своей эскадрилье и повёл её на штурмовку.
Они неслись над самыми верхушками леса. Никритин мельком видел под собой красноармейцев, ползущих по снегу к холму, перетаскивающих пулемёты. Они готовились после штурмовки пойти в атаку. Холм приближался стремительно.
Они низко прошли над холмом и прочесали его огнём своих пулемётов от края до края. Немцы не ожидали удара, и ни один выстрел не раздался в ответ. Между елями на склоне Никритин увидел ряды траншей и солдат, стоявших в строю на снегу. Когда он, нажав на гашетку, прошёл над солдатами, они повалились, как кегли. Наконец, зенитки начали беспорядочно бить в небо. Но холм был уже позади.
Так кончился первый заход. Теперь уже подойти к холму скрытно было невозможно, и следующие заходы они делали сверху, с пикирования. Огромное колесо в тысячу метров высотой крутилось над холмом. Один за другим низвергались они с высоты менаду струями трассирующих пуль, между дымками разрывов. Один за другим уходили они вверх, к зениту, чтобы оттуда снова ринуться вниз. В этом кружении самыми опасными были мгновения выхода из пике, подъёма, когда скорость гасла и самолёт медленно полз на высоту, подставляя свой хвост зениткам.
Никритин мчался вниз вслед за Рассохиным. Рассохин начинал стрелять только в самом низу, и Никритин стрелял, достигнув как раз той высоты, с которой стрелял Рассохин. Рассохин выходил из пике над самыми вершинами ёлок, и Никритин выводил свой самолёт из пике как раз в том месте, где выходил из пике Рассохин. Подымаясь, Никритин видел, как его товарищи неслись вниз по его следу.
Они все начинали стрелять и выходили из пике на той самой высоте, где стрелял и выходил из пике Рассохин, все, кроме одного. Один самолёт начинал стрелять раньше и выходил из пике значительно выше, чем остальные. Он лез вверх, когда между ним и ёлками было ещё метров полтораста. Никритин раза два заметил это, подымаясь. «Кто?» - подумал он. И сразу узнал: «Алексеев. Вот странно!...»
Но тут же забыл об этом. Они шли на холм в последнюю атаку. Рассохин пикировал прямо на зенитную батарею, досаждавшую им всё время. Батарея била ему прямо навстречу, но он несся слишком быстро, и зенитчики не успевали менять высоту прицела. Он полил её из пулемётов, и она замолчала сразу.
Никритин тоже дал очередь по батарее, но тут же заметил в стороне, на южном склоне холма, огромный трактор - тягач, который стаскивал вниз, в лощину, большое орудие. Вокруг орудия и вокруг тягача двигались люди, прячась под ёлками. Никритин развернулся и ударил по тягачу, по орудию и по людям.
Рассохин уже ушёл вперёд - низко, над лесом, - и Никритину пришлось его догонять. Внизу видел он, как красноармейцы выбегали из ольшаника и, пригибаясь, бежали к холму. И вдруг - несколько лёгких толчков, удар по груди, по руке, по плечу, и словно крупный дождь пробарабанил по самолёту.
Он даже не сразу понял, что ранен. Ему показалось, что пулемётная очередь, настигшая его сзади, с холма, скользнула только по плоскостям. Мотор гудел по - прежнему ровно, самолёт шёл плавно и верно. Боли он в первые мгновенья не чувствовал. Но правая рука его сама собой свалилась с штурвала, и он больше уже не мог поднять её.
Ведя самолёт левой рукой, он догнал Рассохина и пристроился к нему справа, на прежнее своё место. Он хотел, чтобы Рассохин ничего не заметил.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.