- Да. Полинезийцев.

- Хорошие стихи. Из вас мог бы выйти настоящий поэт...

- Если бы у меня что - нибудь было впереди?

- Хорошие стихи. Вас как будто не страшит смерть, а даже радует. Тишина, покой. Ну что ж, я думаю, смерть от голода не всегда страшна. Человек простоит весь день в очереди на морозе, получит свои сто двадцать пять граммов хлеба и пойдёт домой, на шестой этаж, в свою комнату. Дома он растопит свою буржуйку и сядет перед нею в кресло. Ему станет тепло, он улыбнётся и задремлет.

- Я хочу так умереть, так, - сказал Сенечкин, - чтобы хоть сколько - нибудь досадить своею смертью нашим убийцам.

- Ах, вот оно что! И вы тоже! - засмеялся Василий Степанович.

- Да, и я тоже. А почему бы мне этого не хотеть? - обидчиво сказал Сенечкин. - Только потому, что я больной и меня не взяли в армию?

- Нет, друг мой, я вовсе не смеюсь над вами, ваши чувства делают вам честь, - сказал Василий Степанович миролюбиво. - Удивительно, до чего в этом городе всем хочется драться! На - днях был у меля в гостях мальчик из детского дома, ему лет тринадцать, но на вид не больше десяти. Оказывается, он тоже воюет - ловит ракетчиков. Представьте, затащил меня во время бомбёжки на чердак. Рассказал мне совершенно неправдоподобную историю о том, как он выследил одного ракетчика...

- Неправдоподобную? А вы думаете, что ракетчиков не бывает?

Он протянул руку, чтобы погладить кота, но кот отскочил, прыгнул на подоконник, выгнул спину и поднял хвост трубой.

- Чего это он у вас такой пугливый стал? - спросил Василий Степанович.

- Он совсем одичал за последнее время от голода, - сказал Сенечкин. - Никак не даётся в руки. Я его иногда выпускаю побродить по крышам, чтобы он сам поискал себе еды, - он подумал и спросил: - Василий Степанович, вы человек умный, скажите: устоит наш город?

- Вот уж ничего не могу оказать вам, друг мой. Я человек невоенный. Это вы у военного специалиста спросите. Город в осаде, и мне одно ясно: если и будет стоять, так вымрет.

- Ну пусть, пусть вымрет! - продолжал Сенечкин, торопясь и дрожа. - Да разве смерть страшнее всего? Быть может, от того, что я дивно уже болен, я привык к мысли о смерти и не боюсь её. И никто в городе не боится смерти, это удивительно, но это так. Ну что ж, если надо, все умрём! Но город будет стоять. Позор страшнее смерти!...

Василий Степанович давно уже не сидел на кровати, а стоял возле двери, которая вела в соседнюю комнату. Это была нежилая, холодная комната, где не занавешивали на ночь окон, потому что никогда не зажигали огня. Василий Степанович нетерпеливо нажимал дверную ручку и, видимо, спешил окончить разговор.

- Вы только через окно полюбуетесь городом или опять полезете по карнизу на соседнюю крышу? - опросил Сенечкин.

- Пожалуй, вылезу на карниз, - сказал Василий Степанович. - Вы ведь знаете, что для меня это - удовольствие.

- Удивляюсь, как вы не боитесь! - воскликнул Сенечкин. - Вчера, едва вы вернулись, началась бомбёжка. Если бы вы задержались ещё на минутку, вас стряхнуло бы с карниза взрывной волной. Чистый случай. И вообще не понимаю, как вы не боитесь высоты. Я очень боюсь высоты. Смерти не боюсь, а высоты боюсь... Что же вы шубы не надели? Вы так простудитесь. Накиньте хоть моё пальто, оно там, в той комнате, у окна лежит...

Но Василий Степанович уже исчез в соседней комнате и закрыл за собою дверь. Сенечкин вздохнул и вытянулся под одеялом. Розовые пятнышки на скулах пропали, возбуждение покинуло его, лицо побледнело. Он чувствовал себя слабым, усталым.

Глава седьмая

Средь шумного бала

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.