- Лейтенант Тарараксин слушает...
По стенам висело шесть телефонов. К каждому из них была приклеена бумажка со странной надписью: «Луна», «Ястреб», «Сокол», «Орёл», «Дуэт», «Редиска». В комнате были стол с чернильницей и керосиновой лампой, вертящийся табурет и кожаный диванчик.
Оперативный дежурный эскадрильи лейтенант Лёша Тарараксин в огромной флотской шинели сидел на табурете и беспрестанно вертелся, хватая то одну телефонную трубку, то другую. Он был велик ростом, заполнял собой, казалось, всю комнату и длинными своими руками мог дотянуться до любого телефона. Светлые волосы его были растрёпаны и торчали в разные стороны, на щеках росли клочки мягкой бородки, большое улыбающееся лицо его сияло добротой и кротостью. Неуклюжий, несколько нелепый с виду, он напоминал очень большого и очень доброго пса. Он почти никогда не выходил из землянки командного пункта и спал здесь же, на кожаном диване.
- Он создан для того, чтобы быть оперативным дежурным, как рыба создана для плавания, а птица - для полёта, - сказал о нём однажды Костин.
Лётчики любили его, но говорили о нём посмеиваясь. Про него рассказывали, что он с самого раннего детства мечтал стать лётчиком. Он поступил в лётную школу и хорошо учился по всем теоретическим предметам. Но летать он не мог: в воздухе ему становилось дурно. Как он с этим ни боролся, перебороть себя он был не в силах. Его хотели отчислить от авиации, но он больше всего на свете любил аэродром, самолёты, лётчиков. Он просил оставить его в авиации на любой должности, и его оставили.
Когда Люся вошла, он говорил по телефону и приветливо ей улыбнулся, не отрывая трубку от уха. Она села на кожаный диванчик, держа перед собой письмо, и стала ждать, когда телефонный разговор кончится. Но, повесив трубку, он повернулся на вертящемся табурете к ней спиной и записал что - то в толстой тетради, лежавшей на столе, и, только кончив записывать, повернулся снова и улыбнулся ей ещё приветливее.
- Вам письмо, - сказала Люся.
Он покачал большой головой, продолжая улыбаться. Ей показалось, что он не понял её. и она повторила:
- Письмо вам.
Он опять покачал головой и, видимо, хотел что - то сказать, но тут опять зазвонил телефон, и он долго кричал в трубку: «Лейтенант Тарараксин... да... точно... точно... точно.: «, - а потом записывал.
- Я никогда не получаю писем, - сказал он, опять повернувшись к Люсе.
Люся удивилась:
- Никогда? Разве у вас нет друзей?
- Все мои друзья здесь.
- А родные?
- У меня нет родных.
И, словно всё это было так ясно, что не стоило об этом и говорить, он схватил трубку, позвонил куда - то и долго от кого - то требовал немедленной доставки в эскадрилью двух бочек с антифризом. Однако письмо всё - таки существовало и на нём отчётливо было написано: «Алексею Павловичу Тарараксину», - и, когда он снова повесил трубку, Люся сунула ему в руку конверт.
- Гм! Удивительно! - сказал он, вертя конверт и разглядывая его со всех сторон. - Штемпель, ещё один штемпель. Письмо опущено в Ленинграде почти три месяца назад и дошло только сейчас. А, вот в чём дело: адрес написан неправильно. Это довоенный адрес нашей эскадрильи; теперь у нас адрес другой. Письмо где - то лежало, пока выяснялась путаница с адресом... - Вдруг он побледнел. - Я знаю, от кого это письмо! Это письмо от покойницы!
- От покойницы? - переспросила Люся.
- От покойницы, от Варвары Степановны, от моей тёти! Тётя моя Варвара Степановна жила перед войной в Эстонии вместе с мужем и дочкой. Тут такая беда случилась: немцы наступали, она села с дочкой на пароход и отправилась морем в Ленинград, но немцы пароход потопили, и они обе погибли...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.