- Это не оправдание для дезертирства.

- Я не оправдываю, а только факт, что неправильно расчет произвели.

Увы! Не один и не два парня чай пили, печеньем угощались, дезертиров осуждали, а на завтра смывались с рудника как ни в чем не бывало.

Пошлость, которая всегда идет рядом с трусостью и предательством, пыталась осмеять, забрызгать грязью энтузиазм женских комнат: «Они приехали сюда женихов искать... им что? А нам погибать». Но первым человеком, который самозакрепился на руднике до конца пятилетки, была подкатчица Тося Панькова.

После истории е Франкштейном никогда еще не был так взбудоражен комсомольский рудник. 20 ноября 1931 года - последний день мобилизации - число, о котором так много думали ребята, - это число надо было вырвать из памяти. Бюро рудкома самозакрепилось, первые шесть девушек, спустившиеся в шахты самозакрепились, комсомольцы 20 - й комнаты самозакрепились. Нельзя отставать! Комсомолец Петров только что заявил, что не может закрепиться, потому что любит свою специальность, вообще электрическую промышленность - только и думает об этом. Когда на собрании прозвучал вызов Пеньковой, когда хлестнули Петрова колючие слова осуждения, он вторично попросил слова:

- Товарищи, я остаюсь. Я из коммуны не ушел, я от коммуны не ухожу. Закрепляюсь до конца пятилетки. Я перед собранием вызываю мою жену Лелю...

И сел, не посмотрев в сторону Лели - маленькой, осунувшейся, тоскующей по Москве табельщицы, так непохожей на остальных обитательниц женских комнат дома № 1/10.

«Снимаем с себя имя мобилизованных. Считаем себя кадровым горняцким пролетариатом».

Такие слова звучат, конечно, эффектно. Но девушки не гнались за эффектом. Надо, наконец, вывести рудник из вечного состояния «ликвидации прорыва».

Проще говоря, дело было в том, что именно так ставила вопрос сама жизнь. «А вся - то наша жизнь есть борьба».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.