Потом на улице Тамара расспрашивала меня о Врубеле, о его жизни. Она возвращалась к Врубелю и через неделю и через месяц. Он мелькал в ее разговорах. «Как у Врубеля», – говорила она о чем-нибудь, хотя это было совсем не как у Врубеля.

Идут дни. Я езжу в школу в Коломенское, говорю с ребятами об искусстве, бываю у Тамары дома. Тамара вечно в движении. Ее наклоненная вперед фигура вот-вот сорвется в бег. У нее прежние увлечения – баскетбол, танцы (она разучивает липси) и оперетта. Искусство, которое ей сейчас нужно, – это искусство, где главное – движение и яркость и где все названо сразу. Грусть так грусть, радость так радость. Оттого любит она веселые танцевальные фильмы, вроде «Серенады солнечной долины», или такие спектакли, как «Вас вызывает Таймыр», где много смеются, веселая путаница и непременно бурные переживания влюбившихся с первого взгляда. Легкий эстрадный концерт по телевизору она может смотреть весь день и весь вечер.

Ей трудно читать длинные романы и ходить в театр на медленные, как она их называет, пьесы, где надо следить за сложными отношениями героев и обдумывать каждый их шаг.

Тамаре не нравятся фильмы и спектакли, где свое отношение и событиям и людям авторы не высказывают прямо.

И все-таки Тамара уже не та, что в начале учебного года, когда она написала свой отзыв. Она подолгу шепчется е подругами на переменах, жадно листает книжки, чтоб скорее прочитать любовные сцены, и неотрывно глядит на экран телевизора, когда там говорится об этом. Как-то среди неторопливого разговора она остановила меня вдруг и странным голосом спросила:

– Александр Петрович, это плохо, если я позвоню на пять минут раньше, он не подумает, что...

Теперь, когда я спрашиваю ее, какая ее любимая картина, Тамара отвечает:

– «Сирень» Врубеля.

– А как же твой отзыв? – спрашиваю я.

– А что, скажете – плохо? – задорно и упрямо отвечает Тамара.

В эту зиму Тамара с подружками пристрастилась ходить на встречи с артистами в Доме актера на Пушкинской площади. Просила меня доставать ей билеты. В Доме актера обсуждали спектакли. Обсуждение Девушек не интересовало, им хотелось посмотреть живых актеров. Они занимали места в зале на пятом этаже, а потом бежали вниз встречать артистов в парадном и провожать их до лифта.

Меня всегда удивляла эта девичья восторженность при виде знаменитых артистов.

Вот вошли герои сегодняшнего вечера, и кругом зашипели, зашушукались, замурлыкали, зазвенели.

– Смотри, серый костюм, а в прошлый раз он в коричневом был...

– В «Идиоте» играл...

– Да не в «Идиоте», дура!

Запах духов, одеколона, пота. Вестибюль тесный, жара. Поднятые, напудренные подбородки запрокинутых, чтоб лучше видеть, голов. Блестящие из-под выведенных ресниц глаза. Если бы девушки могли видеть себя сейчас со стороны! Наступил самый дешевый, самый недостойный человека момент его интереса к искусству. В эти минуты людьми двигает не любовь и нему, не желание узнать, как оно делается, а низменный инстинкт, инерция базарной сенсации, почти биологический азарт. На этих минутах выращен мировой культ буржуазных кинозвезд, когда огромная специальная и общая пресса ежедневно, ежеутренне и ежевечерне возбуждает и поддерживает жгучий, истеричный интерес к интимной жизни артистов, уводя из общественной сферы в будни кинопроизводства.

Вначале Тамару и ее подружек не очень интересовало то, о чем говорилось на обсуждениях; они шепотом вспоминали картины и спектакли, в которых играли сидящие на сцене артисты, информировали друг друга о том, кто на ком женат. Потом откровенно зевали.

– Марина, Марина, уйдем – скучища...

Но как ни сопротивлялась Тамара чужому мнению (ни к чему она не относится с таким недоверием, как к чужому мнению), выступления увлекали ее.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.