Вчера я был у тех, кто переделывает географию моей страны. На столе лежали земные рельефы, сделанные из фанеры, стекла, картона, слюды.

С детских лет знакомые очертания Волги, Дона, Каспийского моря были кем - то изменены. Реки были взбаламучены. Кто - то дерзко похозяйничал на земной поверхности: провел через пустыни водяные потоки, отбросил песни, наполнил водой остановленных рек глубокие котловины.

На громадной карте я искал знакомую, родную Волгу - и не мог найти.

- Ее здесь нет, - ко мне подошел старый, седой инженер. - Здесь наше будущее, наше «завтра». А прежняя Волга - почти «вчера». Вместо Волга родится нечто новое. Как назвать это новое, я еще не знаю. Мне пока еще не удалось найти исчерпывающее определение. Смею вас уверить, это не так просто. Судите сами: волжская вода перемешалась с водами Печоры, Онеги, Сухоны, Северной Двины, Дана. Озера Воже, Лача, Кубенское превратились в какой - то придаток Волги. Согласитесь, что для человека, воспитанного на старой географии земного шара, это, по меньшей мере, несколько необычно...

И старый инженер рассказал мне действительно поразительные вещи о завтрашнем дне моей страны.

ВРАГ.

- Вы знаете, что такое мгла, суховей и помохи?

Это горячий воздух закаспийских пустынь.

Будто по какому - то точному расписанию, через определенные промежутки времени, суховей обрушивался на Заволжье, неся с собой засуху, неурожай, голод и смерть.

В эти страшные дни стон стоял над краем.

Солнце и ветер выжигали землю. Земля, сухая и твердая, трескалась, и ее темные трещины говорили о смертельной жажде.

Порывы ветра срывали жалкую, желтую траву, и тучи раскаленной песчаной пыли носились над полями. Солнце вставало красное, без блеска - так много было в воздухе пыли. Температура поднималась до пятидесяти градусов. Нечем было дышать.

По вечерам мгла надвигалась на землю, и жарким душным воздухом веяло с юго - востока - оттуда, где на многие сотни километров раскинулись пески Закаспия. Казалось, что далекая пустыня слизывала своим раскаленным языком поля, огороды, луга...

Дряхлые старухи шептали о «каре божьей». Ворожеи и знахарки. бормоча заклинания, жгли коровий помет. Попы с хоругвями выходили в поле. Каждый из них уверял отупевший от горя крестьян, что чудотворные иконы и заклинания могут умилостивить небо и оно пошлет на землю обильный, спасительный дождь. Но солнце по - прежнему жгло, и еще страшнее казалась духота ночи...

Зеленые поля становились белыми. Пшеница шумела как сухая солома. Листья деревьев свертывались на глазах. Взъерошенные птицы с раскрытыми клювами беспокойно носились над выжженной степью...

В июне деревни и села поднимались на колеса. По пыльным дорогам тянулись бесконечные обозы беглецов. Бежали по ночам: днем шины колес накаливались как вынутые из горна. Тут же, за обочиной дороги, наспех закапывали умерших и снова бежали прочь от мглы, помохов и страшной, потрескавшейся земли.

В эти дни короткие строки газетных телеграмм кричали о голоде громадных районов, о смертях, о сумасшествии, о людоедстве, об опустевших волостях и бесприютных ребятах.

Старая Россия не знала лекарства от страшной болезни заволжских полей.

Когда в 1891 году волжские крестьяне были разорены неурожаем, царское правительство отпустило в долг 40 миллионам голодающих людей 48 миллионов рублей. По рублю с чем - то на человека! Едва десятая часть разоренных крестьян кое - как вставала на ноги, чтобы снова дрожать от страха перед новой нависшей «божьей карой».

ОБОРОНЯТЬСЯ - ЗНАЧИТ НАПАДАТЬ.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.