Фельетон
Одни получили назначение в Астрахань, другие — в Новосибирск, третьи... Впрочем, неважно, куда направлялись третьи.
Важно, что он не собирался следовать ни за первыми, ни за вторыми, ни за третьими. Он представил в комиссию по распределению голубой конверт с печатями «для пакетов». Управлению Министерства коммунального хозяйства срочно требовался экономист. Не вообще экономист, а совершенно конкретное лицо — он, «податель сего»...
— Все ясно,— вздохнет искушенный читатель,— опять про отпетого лоботряса и стилягу...
Не торопитесь с выводами. В отличие от иных других лоботрясов этот совсем не стиляга. По вечерам он не священнодействует над бокалом коктейля, не танцует рок-н-ролл, не глушит стаканом горькую. Он презирает спекулянтов заграничным барахлом. Он ими брезгает. И одевается он не вызывающе. Он почти что кристалл. Папа с мамой не нарадуются на него.
На службу он явился без опоздания и с коробкой конфет «Грильяж».
— Угощайтесь. По случаю знакомства. Счастлив с вами работать. Имя, отчество? Для вас я просто Эдик.— Молодой человек улыбнулся, и все подумали: «Какой симпатичный!..»
У Эдика оказался славный характер. Он ни для кого не жалел улыбок, артистически рассказывал забавные и вполне пристойные анекдоты, охотно выступал на производственных совещаниях и даже был постоянным автором сатирического уголка «Утюг» в стенной газете. Но не прошло и полугода, как Эдика единодушно перекрестили в Дармоэдика. Так именно и прозвали нового сотрудника в управлении: не тунеядец (он ведь на службе!), не дармоед (грубовато для такого симпатичного малого!), а Дармоэдик.
Когда ему поручалось какое-нибудь дело, а тем паче срочное, он мрачнел. Он горбился, тоскливо взирал в окно. А потом вдруг, будто очнувшись, отодвигал бумажки и «выдавал» серию анекдотов:
— Встречаются двое. «Ну, как?» — спрашивает один. «Двадцать пять»,— отвечает другой. «Что двадцать пять?» «А что «ну как?»...»
Дня через два начальник отдела передавал другому сотруднику не начатое Эдиком срочное дело. А он только этого и ждал.
Выражаясь архаическим языком, Эдик не собирается строить карьеру на коммунальной стезе. Плевать ему на текущие и самые срочные коммунхозовские дела. Еще в восьмом классе средней школы он облюбовал иной путь. Он желает карабкаться по крутым и тернистым тропам науки. Он считает, что в век укрощенного атома порядочному человеку просто Стыдно не иметь кандидатской степени... и, конечно, материальных благ, связанных с ней. При поступлении в аспирантуру предпочитаются абитуриенты со стажем. ' А стаж, как подагру, все равно где зарабатывать: в Министерстве коммунального хозяйства или еще где.
В одно ненастное утро начальник Эдика пришел в отдел кадров управления.
— Нужен экономист…
— Но все вакансии заняты,— напомнили ему.
— Уходит этот, как его... Дармоэдик. В аспирантуру. Добывать звание. Не знаю, оставит ли он когда-нибудь следы «на пыльных тропинках далеких планет», но у нас его следов не осталось. Сотрудники по этому поводу задают друг другу загадку: «Когда бублик съедается, куда от него дырка девается?..»
Оглядитесь, дорогой читатель, окрест. Посмотрите повнимательнее, попристальнее. Видите: среди работящих, совестливых людей мельтешит разбитная фигурка этакого Эдика. Нестирающаяся вежливая улыбка, волосы на пробор, чистые, без мозолинки, руки. А отчего быть грязными его рукам? Откуда взяться мозолям? От такой работенки, как битье баклуш, никто еще не надрывался и мозолей не набивал.
На службу эдиков гонит сознание... того, что пора все же с папиной шеи сниматься. И они благополучно пересаживаются на шею общества.
Впрочем, они бывают разными, эти дармоэдики: с университетским образованием и без оного, разбитными и дремучими буками, с руководящими папами и без таковых. Но у всех у них одна «изюминка» — абсолютное равнодушие к делу, слоновая твердокожесть. Волноваться эдики не любят. А зачем волноваться? Волнение повышает кровяное давление.
Молодые рабочие завода, выпускающего опытные образцы мебели, внесли дельное предложение: чтобы станки не простаивали, на тех же производственных площадях попутно организовать массовое производство стульев для потребителя. Реализация плана зависела от некоего молодого Эдика. Эдик не был дремучим тупицей, знал, что такое хорошо, что такое плохо. Но он поставил себе вопрос: что значит делать стулья? Это значит разрабатывать технологический процесс, что-то с кем-то увязывать, что-то кому-то доказывать. Волноваться и портить нервы! Стоит ли? Что ему, Эдику, за это зарплату, что ли, прибавят?! И угодило рациональное рационализаторское предложение в долгий ящик. Лежит. А дармоэдик сидит. Зато потребители без стульев порой стоят.
Иногда такой Эдик может, как спичка, вспыхнуть энтузиазмом. Заботливо сложив в чемодан свой гардероб, а в карман — подъемные деньги, он отправляется, с эшелоном молодежи на далекую стройку. В вагоне он блещет наживным остроумием, олицетворяет собой героизм первопроходцев земли. На стройке он вдруг съеживается, как надувная игрушка «уйди-уйди!». Бродит по участкам строительства неприкаянным, «не нашедшим себя». Но ищет он при этом не столько себя, сколько место, удовлетворяющее требованию «не пыльно, а денежно». Особой любовью пользуется у него тезис: «Где бы ни работать, лишь бы не работать». При первой же возможности (как только забудут стребовать неотработанные подъемные) он покидает строительство. Свое отбытие он аргументирует примерно в таком стиле:
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.