— Дурак я, что ли, гнуть спину, вкалывать тут с утра до вечера! Толковый человек найдет что-нибудь поинтереснее.
«Толковый не будет работать» — вот кредо дармоэдиков, уверовавших в свою исключительность, которую они суют каждому под нос, точно кукиш.
«Нетолковые» возводят заводы и сеют хлеб, строят дома и готовят для них, тунеядцев, котлетки. А они? Осчастливливают мир своим великолепным присутствием. Благосклонно пользуются тем, что для них приготовили другие. Озабочены поисками мест «поинтереснее», «потеплее», где не так заметно, что они тунеядцы.
И тут иной дармоэдик не выдержит, куда денется его непробиваемое спокойствие. Застучит себя в грудь кулачками:
— Тунеядцы существуют на нетрудовые доходы. А я с девяти до пяти... Но общественная ценность труда вовсе не определяется часами, просиженными на стуле. Ими определяется износ штанов. Можно честно подставить под ношу плечи, но можно и отойти в сторонку, покрикивать: «Дружно! Взяли!» Не ко всякому труду применима шкала сдельной оплаты. Этим дармоэдики и пользуются. Не стесняясь, лезут к окошечку кассы:
— И мы пахали!
Встает вопрос: «Какая у фельетона мораль?»
Мораль одна. Наша советская мораль, которая не может сосуществовать с моралью мнимо толковых. «Кто не работает, тот не ест»,— записано в кодексе строителей коммунизма. А такой дармоэдик — разновидность обыкновенного тунеядца. Оперение разное, а сущность одна...
...Минуточку, кто-то стучится в дверь. Кто там? Разбитной молодой человек с коробкой конфет «Грильяж» и голубым пакетом с печатями для «пакетов». Эдик!
Не впускать!
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Окончание, начало см. в «Смене» № 3.