«Реабилитация гения» не так уж сложна. Требуется всего лишь равномерное включение в работу правого и левого полушарий мозга. До сих пор школа оперировала практически одним полушарием — левым, так как основными предметами считались такие, которые опираются на вербально-знаковую информацию (физика, математика, язык, литература, география и т. д.). Нейроны левого полушария перенасыщались информацией. Как и любое переутомление, это приводит к истощению. В то время как правое полушарие — нервные центры образного, творческого мышления — почти не заняты и неизбежно деградируют. Крамола Щетинина — уравнять информацию и творчество в правах.
Демократическая система Щетинина многим взрослым кажется абсурдной и анархичной потому, что норму и порядок мы привыкли видеть в абсолютной искусственности школы, в ее оторванности от психологических и социальных законов. Эксперимент в Азовской заключается, попросту говоря, в распространении на школу тех правил, по которым «играет» жизнь.
Главный авторитет для подростка и ребенка — товарищ, подруга. В этих отношениях не может быть ни лжи, ни скидок. Поэтому самоуправление, особенно в учебе, не терпит обмана, халтуры, безответственности. Ничто так не развращает, как насилие и недоверие. Лев Разгон вспоминает о детском бараке в лагере как о самом страшном месте в зоне: не было такой мерзости, гнусности и жестокости, какой бы не могли совершить «малолетки». Поэтому равноправие и доверие уже сами по себе — нравственный контроль, не требующий никакой специальной узды.
Пленка: — Вам не кажется, что, когда они сами все решают и обсуждают, в них как бы нарождаются маленькие бюрократы. Они увлеченно говорят о бумагах, о бортжурнале, о форме дежурств, об организации совета командиров... С одной стороны, это все очень увлекательно. Но, с другой стороны, это похоже на административный восторг, на энтузиазм функционеров.
— Опасность уклониться в бюрократизм преследует нас всех, это правда. И попытка ребят стать с нами рядом — это попытка принять нашу роль полностью, чтобы все, как у нас. Да еще при их максимализме. Они хотят противостоять разнузданности, расхлябанности — и вот перегиб в другую сторону. Форма, галстуки, пиджаки... Перегиб в предполагаемый порядок. Поиск своих ценностей. Везде — в том числе и в области формализма. И я не пресекаю этот путь, пусть ко всему придут сами. Во мне самом вагон и маленькая тележка всего, что мое время мне «подарило». К счастью, у нас очень много работы, которая уже не игра... Со временем они откажутся от несущественного, потому что это просто несовместимо с жизнью. Как неудобна, например, форма, когда все время приходится возиться с краской, или копаться в саду, или танцевать, или заниматься гимнастикой. А существенное останется: просто потому, что оно интересней.
На уроке географии один мальчик из Новосибирска, Саша Черноскутский, сказал: что мы все рассуждаем об экологии? Надо действовать! Давайте спасать нашу речку, наш лес. Я говорю: Саша, вы верите, что мы сможем? Тогда если браться, то серьезно. Если пес, то весь лес, 14 тысяч гектаров. Пусть у нас будет свое лесное хозяйство. И поехал я к генеральному директору производственного объединения лесного хозяйства края, Юрию Яковлевичу Лекаркину. Мы заключили договор: получаем вольер с пятнистыми оленями, будем поставлять рога для пантокрина; обязуемся сеять, а не только собирать лекарственные травы; разворачиваем свое пчелиное хозяйство; на кордоне лесника строим свою биостанцию. И вот мы получили первые ульи, высадили сосновый молодняк, строим конюшню: лесничество подарило нам лошадей — вести дозор в лесу. Теперь хотим создать туристскую тропу и поставить ее на хозрасчет...
Возможна ли в принципе гуманизация души и личности без глубокого, осмысленного и постоянного контакта с природой? Стараясь размещать свои школы, свои коммуны поближе к речке, к лесу, к небу, к земле, великие педагоги призывали в союзники этого «духа живаго»... Как стыдно читать у отличника просвещения Н. Целищевой саркастические намеки о «близости рыбалки» как решающего фактора в выборе Щетининым места для школы.
У въезда в станицу — гора. На этой горе хочет Михаил Петрович построить свой Центр — лицей, чтобы стоял в изножий, как храм. И будет вести к нему улица. Ее уже асфальтируют.
...А сам Михаил Щетинин живет неудобно. У него нет кабинета, и мы до утра разговариваем на кухне, куда вышли и его старики, мать с отцом, которых он, как и всех без исключения учеников, зовет на «вы». И молоденькая жена с малышкой. И дрожащая тонконогая собачонка. Жена вскоре ушла, а родители строго слушали нас, роняя, между прочим, очень дельные замечания. Но потом и они сломались. А мы так и сидели на кухне, за остывшим чаем. Я — по московской привычке, а Михаил Петрович — за компанию. У нас оставалось мало времени, с утра он уезжал в Болгарию, а разговор, как все кухонные разговоры, выходил занятный.
Пленка: «Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана? И зачем судьбою тайной ты на казнь осуждена?..» Если сейчас человека изъять из биосферы, погибнет земля? Или будет продолжать жить, восстановив все, что человек разрушил? Ответьте на вопрос, говорю я им. Что бы вы ответили?
— Но ведь природа существовала до нас.
— Никогда. Сначала человек был просто растворен в ней, был ею самой. Это не поэзия... Сколько ни существовала материя, существовал и дух. Об эмбрионе мы вправе сказать, что это не человек. Но мы и не вправе так сказать.
— Но это же не дух. Это материя, клетка.
— А что, клетка не духовна?
— Тогда что такое дух?
— Это то, что организует движение и материю. Сегодняшний человек — часть целостного организма, одна из ведущих сил, разум. Отсечь от организма его мощнейший элемент все равно что голову отсечь от тела. Получится труп.
— Почему же человек, высшее выражение духовности природы, делает все, направленное против природы?
— Он забыл о своей роли. Ему надо напомнить.
— Скажите откровенно, вы видите себя в роли мессии?
Я думаю, что каждый из нас ощущает мессианство. Но перестает это чувствовать, как только отходит от своих истоков. Мы время от времени все возвращаемся к истокам и тогда начинаем ощущать поддержку. Каждый из нас выполняет как бы чей-то замысел, на самом деле — замысел миллиардов лет эволюции. Я нередко обращаюсь к звездам. И чувствую отклик. У каждого человека есть экстрасенсорные способности, я отношусь к этому серьезно. В каждом человеке — Бог. В нас есть все силы, что есть во Вселенной. Только концентрация разная. По Сеченову известно, что мысль вызывает ту же реакцию организма, что и движение, например, ожог. Если очень четко работает воображение, при высокой концентрации мысли, — можно перевоплотиться. На этом строится йога. Можно стать собакой, деревом, духом. Сгустком энергии. Но человек блокирован: неверием, отсутствием воображения, страхом... Вы тоже в себе несете эту долю. Иначе вы бы не приехали сюда. То, что мы тут делаем, ведет к прямой реабилитации нашей природы.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.