— Встретил дружков. Старых, ишимских.

— Может быть, хватит?

— Я давно послал их к чертям. Правда, старик... Трудно было прийти на завод. Не мог.

— Пришел бы ко мне.

— К тебе тоже... Как там сейчас, на заводе?

— Нормально. Говорил я — пробьем. Сдался начальник! Вышло по-нашему.

Воронцов пошатнулся и взял Николая под руку.

— На троих, что ли, тяпнул? — покосился на пего Гавриленко.

— Не-ет, у меня температура. Наверно, сорок, не меньше. Купить бы таблеток, да ни копейки...

Воронцов проболел две недели. Он лежал у Гавриленко. Николай затащил его к себе домой прямо с улицы.

Дело Воронцова разбирал завком. Говорили и спорили долго. Он не оправдывался. Только просил дать ему возможность снова вернуться в цех.

И Воронцову дали эту возможность.

Он шел домой, в общежитие, не разбирая дороги, по жидкому снежному месиву и все еще видел перед собой хмурые лица, хмурые взгляды. То, о чем говорили в завкоме, было правдой, горькой и чистой правдой.

Правдой было то, что он, Воронцов, запятнал рабочую честь, совершил проступок, за который бьют без пощады. Правдой было и то, что работал он честно, на совесть. Правдой были, наконец, и сказанные инженером Найдиным слова о равнодушии, которое убивает в человеке всякую веру...

И потому, что его оставили, не проявив ни в чем снисхождения или жалости, говоря только правду, и потому, что там, в завкоме, не было равнодушных, Воронцов понял: ему поверили... Он топал по снежному месиву, нахлобучив шапку, опустив глаза и не глядя по сторонам. Он тихо и незаметно нес в себе свою радость: поверили...

И снова побежали дни, и снова зачастили вальцовщики в институт. Задания сыпались одно за другим. Воронцов был энергичен, деловит и весел. Гавриленко смотрел на него и радовался.

А Петр думал о другом. Он считал своим долгом сполна оплатить тот необычный вексель, который он дал людям. И он платил по нему не скупясь. Он не жалел сил, и когда, например, вместе с Николаем они предложили переделать прессы — «узкое место» в цехе,— Воронцов просиживал ночи напролет, делал расчеты, набрасывал эскизы, то и дело бегал за советом к конструкторам и механикам... По прикидке друзей новые прессы должны были дать возможность выпускать дополнительно к плану по 150 тысяч листов шифера в год — повысить производительность труда на участке не меньше чем на 70 процентов!

Однажды, работая на вальцах, Воронцов пропустил через валки вместе с кордом бумажный мешок, случайно оказавшийся на площадке. В этих мешках на завод поступала сажа. Пустые мешки выбрасывали или сжигали. Воронцов хотел выяснить, нельзя ли использовать и другие отходы: уж слишком большая честь для шифера расходовать на него только чистый корд! Но бумага, изрубленная валками, отслоилась и осыпалась. Корд оказался строптивым, ему не нравилась инородная примесь...

Воронцов вспомнил, что, готовя резиновую

смесь, шинники добавляют в нее петролятум — бурую маслянистую массу, дешевый продукт нефтеперегонки. «Попытка — не пытка...» Он обмакнул кусок мешка в петролятум, бросил в валки и — случилось то, на что он и рассчитывал: бумага влипла в резину.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.