— А это очень плохо, если увеличат план?

— Судите сами...— Начальник не заметил, а может быть, и не хотел заметить иронии; он говорил сухо, глядя куда-то в сторону.— Повысят план — попадем в отстающие. Это уж как пить... Улыбнутся тогда и премии и почет. Да и кому захочется за те же деньги...

— Сейчас, конечно, спокойнее...— нахмурился Воронцов.— Но повысить нормы все равно придется. Не сегодня, так завтра.

В дневниках рабочих-исследователей появлялись все новые и новые записи. Но разве в дневниках расскажешь о том, что творилось на участке промтехники, с каким упорством отстаивал старые нормы начальник, доказывая «нелепость» смелого предложения!

Воронцов приуныл. Сдавая Николаю смену, он не задерживался, как бывало раньше, на рабочей площадке, торопливо собирался и уходил в бытовку. Он как-то притих, стал неразговорчив, замкнут. А вскоре случилось то, чего никак не ожидал его друг Гавриленко.

— Знаешь, старик, надоело,— признался ему однажды Воронцов.

— Что надоело?

— Биться лбом об стенку,

— Я думал, кефир надоело пить. Ничего. Пробьем.— Николай, отшучиваясь, постучал себя кулаком по лбу: — Крепкий таран!

Но Воронцов не шутил.

— К дьяволу! Сколько можно доказывать? Я, Коля, наверно, уйду. Плюну на все и махну на Иртыш. Скоро навигация, мне говорили — нужны матросы. Поплаваю лето, а там...

— С ума ты сошел? Не дури.

— Сойдешь. Знаешь, когда прежде читал в газетах о бюрократах, не очень-то верил. А тут на своей шкуре почувствовал... Руки опускаются. И вообще... вся эта болтовня... надоело!

— Брось. Все будет хорошо,— сказал Гавриленко. Но с этого дня он не мог избавиться от чувства тревоги.

Николай знал, как нелегко сложилась у Воронцова жизнь. Рос без отца, без матери, скитался по чужим дворам, вдоволь нахлебался горя, и только после ремесленного, пожалуй, стряхнул с себя какое-то странное чувство настороженности и недоверия к людям. Он работал на Алтае, потом перебрался в Усть-Ишим. Там, в Усть-Ишиме, случайно попал в компанию видавших виды «дружков», напился, ввязался в драку и «заработал» срок... Освободившись через год, Воронцов пришел на Омский шинный завод, подружился с Николаем, и тот помог ему стать хорошим вальцовщиком...

Это было года четыре назад... А недавно поползли разговоры: «Хулиган...», «Сто раз, говорят, сидел...», «Поднимут нормы — первый с участка смоется, знаем мы их...» Нелепые сплетни доходили до Гавриленко, узнал о них и сам Воронцов.

И вскоре Петр исчез. Не явился на работу ни через день, ни через десять. Николай обошел весь город, наведывался в порт, к речникам, побывал у знакомых, обращался в милицию — Воронцов словно провалился сквозь землю.

Он встретил Петра случайно на улице. Талый апрельский снег совсем почернел и осел, пахло весной, день был солнечный, ясный. Воронцов шел, чуть пошатываясь. Лицо его, и без того смуглое, потемнело еще сильнее, осунулось, стало каким-то чужим.

— Сорвался я, Коля,— вяло сказал Воронцов.

— Где был?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.