Любовь - это бурное море. Любовь - это злой ураган. Любовь - это радость и горе. Любовь - это сущий обман.
Бедная Нина! Как легко ей было поверить и начать жить по этим страшным рецептам: ах, обман - значит, надо первой начать обманывать, чтобы не страдать потом самой. Девушка, не знавшая жизни, она почти суеверно выписывает «приметы» чувства: значение рукопожатий («Крепко - я вас люблю. Пожать и отпустить - я вас ревную»), значение поцелуев («В лоб - глубокое уважение, в щеку - пылкая любовь, в руку - тайная любовь») и т.д.
Я боюсь, что найдется читатель, который воскликнет: «Значит, все же дело в советах! Те были неправильные, значит, надо дать правильные. Вот если бы Нина читала современных поэтов... Если бы прочитала она, например, такое:
Эх. знать бы ей. чуять душой,
Что в строгости, может, и сила,
Что строгость еще ни одной
Девчонке не повредила.
И, может, все вышло не так бы.
Случись ЭТА ночь после свадьбы, -
она не стала бы обманывать и научилась любить как следует».
Очень боюсь, что никакого «если» не произошло бы, потому что и этот совет на уровне тех, которые доверчиво записывала Нина в свою тетрадь, потому что в основе всех этих советов лежит одно и то же примитивное понимание любви просто как свода правил, зная которые, можно прожить легко и безбедно. Во-первых, эти стихи вовсе не о любви, а о чем-то другом. Какая уж тут любовь, если после первой ночи девушка спрашивает, как ей теперь считать себя - женой или «просто так», а парень в ответ на это отводит взгляд. И случись эта ночь после свадьбы, ничего бы не изменилось в их отношениях, потому что любовь и счастье определяются не делопроизводителем загса, а самими людьми.
А во-вторых, и другим эта история помочь ничем не может, потому что в этих советах всегда проглядывает этакая надежда дать универсальную отмычку к одному из самых индивидуальнейших и интимнейших чувств. Наверное, как раз поэтому афористичность в стихах о любви чаще всего оборачивается пошлостью. Превратить поэзию в своеобразный справочник, сборник своего рода «полезных советов» можно, наверное, лишь тогда, когда забудешь об этой великой единичности, неповторимости каждой отдельной любви.
В основе подобных попыток лежит не чувство, не человек, но всего лишь соображения рассудка и недоверие к человеку, восприятие мира и людей как чего-то враждебного, чего надо опасаться и спасаться...
Мне вспоминается старая история с той золотой рыбкой, которая переливалась в аквариуме всеми цветами радуги, игриво плескала хвостом и которую решили вытащить из воды, чтобы вдосталь налюбоваться. Мгновенно сникли все краски, обвисли перышки, очарование исчезло - рыбка погибла... Не так ли иногда происходит и в нашей литературе, в наших разговорах о любви, когда вдруг исчезает все очарование и остается только пошлость и грязь.
Нет, я вовсе не хочу остановиться на позиции той матроны, которая считала, что о любви говорить нельзя. Она говорила так потому, что где-то в ее сознании любовь представлялась ей чем-то очень грязным и постыдным. Для нее слово «любовь» было обозначением чего-то постельного. Ведь пошлость ханжества в том и заключается, что для ханжей нет ничего чистого и светлого, поэтому они и хотят все упрятать в сундуки благопристойности, за купецкими замками так называемой морали: без них жизнь кажется ханжам голенькой и непристойной.
Но я не могу согласиться с теми, кто под флагом борьбы с ханжеством начинает растелешиваться, оправдываясь тем, что под одеждой-то все равно люди голые. «Так пусть будет правда!» - воинственно заявляют эти поборники истины, забывая о том, что правда вырастает не из точности передачи отдельных фактов, а из точности и верности осмысления жизни.
У этих все - правда! Пишут так смело, так лихо, аж дух захватывает! И идут косяками в тан называемые молодежные повести, рассказы и фильмы постели двуспальные, односпальные и просто «ложа любви». Дуй дальше! Не бойся: ведь правда же!
Все речи да речи...
Молчи, фарисей!
Никто не поверит.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.