Миша пристально рассматривал тончайший узор какой - нибудь похожей на звездочку снежинки, потом дышал на нее - она таяла и исчезала, ничего не оставив после себя.

Теперь он уже спокойно думал о разных вещах. Он внимательно рассматривал хутор и рассчитывал, откуда они сейчас станут наступать.

«Неужели опять пойдут фронтом от хутора на овраги? Это было бы бессмысленно», - решил Миша.

Однако белые на хуторе были не меньшими стратегами чем Миша Якорев. Через три часа после первой, так неудачно закончившейся для них вылазки, не получая никакого ответа на выстрелы, они снова решили попытаться прощупать овраги. Они сделали попытку обойти овраги слева. Миша увидел, как группа белых - теперь уже человек двадцать пять - цепочкой пошла влево от хутора. Не отошли они и двадцати шагов, как заработал Ковалевский пулемет. Тогда белые сразу легли на землю и стали стрелять по оврагам.

Теперь Миша спокойно лежал за своим снежным окопчиком. Было мало вероятия, что они попадут на таком расстоянии в цель, которую едва различают. Миша прицелился и выстрелил раз, потом другой в одну из черных точек у хутора, и сам почувствовал, что это бесполезный перевод патронов.

Пропустив две очереди, ковалевский пулемет замолчал, потом, когда несколько белых поднялось и попыталось двинуться в том же направлении, что и прежде, он опять пропустил очередь, и те опять легли.

Собаке, очевидно, надоело лежать неподвижно... Когда застучал пулемет, она с лаем кинулась к нему. Он замолчал, и она, потеряв к нему интерес, остановилась на полдороге, понюхала что - то в снегу, повертелась вокруг себя и побежала по склону вниз. Тут белые снова начали стрелять, и вдруг Миша услышал жалобный визг - пуля подбила собаку. Она пыталась вползти наверх по склону. Но у нее, очевидно, была перебита задняя часть туловища, и она только беспомощно рыла снег передними лапами и при этом пронзительно визжала. Было невыносимо слышать этот отчаянный визг.

- Ложись, ложись! - закричал Прокошин.

Он кричал Виктору, который встал, должно быть, затем, чтобы спуститься за собакой. На крик Прокошина он только махнул рукой и, неловкий, длинный, неуверенный, пошел по склону. Выстрелы со стороны хутора участились.

- Вертайся, сволочь! - вдруг закричал Ковалев; он поднял винтовку. - Вертайся, а то убью, как собаку!

Но Виктор только остановился, будто хотел что - то объяснить; он так и остался стоять, показывая на собаку, а та все визжала, визжала и все царапала ногами землю.

Тут раздался выстрел - и визг сразу прекратился. Это Ковалев убил собаку.

- Иди! - закричал Прокошин Виктору.

Мише было страшно смотреть на Виктора, стоявшего мишенью на склоне, и он тоже закричал ему и замахал рукой. Но Виктор все стоял, растерянный и непонимающий. Потом, будто очнувшись, он, спотыкаясь через каждые два шага, побежал к себе и лег.

А белым так и не удалось обойти слева. Каждый раз, как они подымались, Ковалев со своим пулеметом снова укладывал их, и, в конце концов, они убрались на хутор.

Потом к Мише пришел Прокошин.

- Ну как, браток? Не скучаешь? - спросил он и похлопал Мишу по спине. - Эх, кабы у нас хлеба было побольше! На такой позиции - тут и против батальона устоишь. А и то скучать не надо.

- Да нет, я не скучаю, - сказал Миша.

Он посмотрел на добродушное небритое лицо Прокошина, и ему вдруг показалось, что он с детства знает и любит его и что этот человек сейчас, может быть, ему роднее всех на свете. Раньше Миша не замечал, что Прокошин старше его не только годами, но опытом и пониманием жизни. И он спросил у Прокошина, тронув его за рукав:

- Прокошин, а как я - ничего?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.