Мочь была на исходе. Двое полных суток прошло с тех пор, как они четверо отбились от своей части. Вчера, к вечеру, они вышли сюда, на этот, изрезанный оврагами холм, перед которым на большой снежной равнине стоял одинокий хутор. Один из четверых, Ковалев, молодой парень с завода Гельферихсаде, пробрался, как стемнело, на хутор, чтобы разведать, кто там - свои или белые, и утащил с крыльца пулемет, стоявший без охраны.

Из четверых, сидевших на холме, только один, Прокошин, воевавший седьмой год, с начала империалистической войны, был обстрелянным, опытным человеком. Остальные трое были добровольцы.

Младший из них, семнадцатилетний Миша Якорев, месяц тому назад жил дома, обедал за столом, спал на кровати и как ребенок сердился, если мать его слишком рано будила. Теперь все это было далеко, он считался самостоятельным человеком и боялся только одного - как бы не оказаться хуже других, не струсить, не отступить, когда наступит решительный час.

И вот он наступил. Неожиданно. Раньше, чем Миша ожидал, здесь, на этом холме, где впереди был сильный враг, а свои были далеко, неизвестно где...

Прокошин разбудил Мишу. Начинало светать. Часть холма, обращенная к хутору, представляла собой почти полукруг, в середине которого рос довольно густой кустарник; Прокошин и Ковалев замаскировали здесь пулемет. Миша и Виктор заняли края этого полукруга. Получилось так, что все могли видеть друг друга.

Прокошин помог Мише наскрести снегу, чтобы устроить небольшой бруствер, за которым можно было бы укрыть голову. Прокошин пожалел, что у них не было ни одной лопаты, чтобы окопаться как следует, хотя это было бы не так легко сделать в промерзшей земле.

- А ну ложись! - сказал Прокошин. Миша лег, поворочался, укладываясь поудобней и прилаживая винтовку.

Прокошин отошел, посмотрел, потом подгреб ногами еще немного снегу и оглядел Мишу еще раз, выпростал из - под него неудобно завернувшуюся шинель.

- Вот так оно будет ладно. Да смотри бестолку себя не выдавай, не стреляй, - сказал он и пошел к Виктору.

Светало очень медленно. Миша вглядывался в утренний полумрак, и ему казалось, что никогда не станет светло. И хотя день не сулил ничего хорошего, Мише хотелось, чтобы он поскорей пришел.

У него зябли руки и ноги. Счастье, что теперь самое начало зимы и настоящего мороза еще нет, чуть - чуть только ниже нуля, не больше чем два - три градуса, и ветра нет. А будь ветер да еще настоящий мороз, совсем было бы плохо.

Уже видны стали хуторские постройки. Можно было разглядеть и окна в большом доме. Будто скрип раздался оттуда, и снова стало тихо.

Миша вспомнил про собаку, пригревшуюся ночью возле него, и поискал ее глазами. Она лежала рядом с Виктором, и тот гладил ее по спине. Миша приподнялся, чтобы позвать собаку к себе, но тут Прокошин, лежавший у пулемета, стал махать ему рукой, указывая на хутор.

По полю, наклонясь и рассматривая что - то, может быть, следы, шло пять или шесть человек. Потом на поле из хутора вышло еще несколько. Они держались у самого хутора, не отходя далеко. Очевидно, они выясняли направление, в котором ушли ночные гости. Скоро обе группы сошлись и пошли по направлению к оврагам, держась цепью в нескольких шагах друг от друга. Теперь Миша легко мог их сосчитать: их было двенадцать человек...

Они были все еще далеко. Миша протянул вперед руку и, поглядев сначала правым глазом, потом левым на поднятый большой палец, решил, что до них шагов четыреста.

Все еще было тихо, и Миша, хотя он весь дрожал от напряжения и от волнения, совсем забыл о мерзнущих руках и ногах. Он глядел через прорезь прицела на мушку, и ему досадно было, что она дрожала и прыгала, несмотря на то что винтовка лежала на неподвижной опоре, а приклад он крепко прижал к своему плечу.

А между тем белые подходили все ближе и ближе. Вот уже осталось шагов двести. Двести шагов - двести секунд.

«Раз, два, три, четыре... - считал Миша. - Он не успеет сосчитать до двухсот, как начнется... Когда же он должен начать стрелять?» Мушка все прыгала перед его глазом. Он переводил ее с. одного человека на другого, а они все двигались, уже осталось совсем мало до склона холма.

«Уже видны их лица. Он может поймать на мушку и выстрелить. Он наверняка попадет. Цель крупная, гораздо крупнее чем на учебной стрельбе. Но стрелять ему нельзя. А что же пулемет? Неужели испорчен?» - вдруг мелькнуло у него в голове.

Тут у него замерло сердце и горло сдавило от страха. Ему захотелось убежать, уползти, как - нибудь укрыться, зарыться в землю. Он глотнул, чтобы освободить горло.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.