Нам было некогда. Всем было некогда. Во время золотой лихорадки всем всегда некогда. Во время клондайкской золотой лихорадки 97-го года всем было еще больше некогда, чем всегда. Надвигался октябрь, земля покрылась снегом, река могла в любую минуту стать, а Доусон был далеко - в нескольких сотнях миль на север.
Никогда еще в истории Северной Страны никто не пускался в такое отчаянное предприятие, как наше. Никогда еще в Северную Страну не проникали такие отчаянные безумцы, как мы. Ветераны Клондайка - те самые, которые своими рассказами и тугими мешочками арктического золота вызвали волну азарта, охватившую страну, - смеялись, когда узнали, что мы намерены осенью тащиться со своим скарбом через перевалы, а затем рекой плыть к Доусону. А мы именно так и поступили, и, на удивление местным жителям, прибыли в Доусон в самый разгар снежных буранов и ледяных заторов, в количестве нескольких тысяч человек. Старожилы имели довольно точное представление об ужасах зимнего пути, и поэтому им и в голову не приходило, чтобы кто-нибудь в такое время года пустился в дорогу да еще благополучно добрался бы до места.
Дошли, разумеется, не все: кто погиб в дороге, кто вмерз в реку, кто - а таких были тысячи, - выбившись из сил еще на перевалах и потеряв веру в себя, возвращался домой. Наша группа оказалась счастливой. Все понимали необходимость, раз начавши дело, довести его до конца - кстати, займусь и я делом, то есть рассказом о том, как мы преодолевали Бокс Каньон и пороги Белой Лошади.
Места эти внушали почтение даже таким заслуженным «старикам», как золотоискатель У. Брюс, один из пионеров Аляски, книгу которого мы внимательнейшим образом изучали на протяжении всего нашего пути. Приведу для примера небольшой отрывок из нее:
«Искусный мореход может провести лодку через этот каньон и причалить к правому берегу. Но тому, кто не силен в судовождении, рекомендуется протащить лодку волоком. Дальше две мили надо проплыть, придерживаясь правого берега, после чего начинаются пороги Белой Лошади. Чуть повыше этих порогов имеется причал, но подходить к нему следует с величайшей осторожностью. Если к тому времени, как вы туда прибудете, река окажется не очень полноводной, спустите лодку на канате, если же много воды, лучше прибегнуть к волоку». Река Шестидесятимильная, которая, собственно, является верховьем Юкона, вытекает из озера Марш и имеет от одной восьмой до одной четверти мили в ширину. Она глубока и стремительна, а следовательно, и многоводна. В одном месте она внезапно сужается до ста ярдов, заворачивает, образуя в излучине небольшой омут, где можно пристать к берегу, и потом несется между высоких скалистых берегов, отстоящих друг от друга на расстоянии восьмидесяти футов. Вся эта огромная масса воды, зажатая между скалистыми стенами, обладает страшной скоростью, кипит и бурлит, вздымая высокие крутые волны. От давления ли, оказываемого на воду скалистыми берегами, или от других каких причин, в центре стремнины образуется возвышение, род хребта, от шести до десяти футов высоты. Его называют «гребешком».
Весь каньон тянется милю. Примерно на полпути стены его раздаются, образуя подобие огромного цилиндрического зала, в который вихрем врывается вода. Рассказывают, что некогда в этот водоворот попали два шведа. У них была крепкая лодочка, и они сначала пытались вырваться из водоворота: когда же убедились в безнадежности этого предприятия, они отдались на волю рока и только вычерпывали воду по очереди - один молится, другой черпает. Так их крутило часа четыре, когда вдруг, по странной прихоти воды, их вынесло дальше, в каньон, и они выбрались без какого бы то ни было ущерба своему здоровью - если не считать нервов.
Мы, - я и мои три товарища, - достигли маленького омута над Боксом, привязали «Красавицу Юкона» - так называлась наша лодка - и отправились на разведку. Сотни путников тащили свое хозяйство волоком. Последовать их примеру означало бы потратить два дня на изнурительнейшую работу; а если бы мы отважились преодолеть пороги, это заняло бы у нас две минуты. Следуя принятому между нами обычаю, мы поставили вопрос на голосование и единодушно избрали второй способ.
Закрепив кормовое весло так, чтобы оно ни при каких условиях не могло выскочить, я принялся рассаживать команду: капитаном здесь был я. Мерритт Слоупер, только что вернувшийся из насыщенного приключениями путешествия по Южной Америке и кое - что смысливший в управлении лодкой, сел на нос, с легким коротким веслом - гребком. Томпсон и Гудман, два типичных «сухопутных моряка», которые никогда прежде не занимались греблей, были посажены рядком на весла - каждому по веслу. Чтобы читателю до конца была ясна картина, добавлю, что лодка имела двадцать семь футов в длину и несла пять тысяч фунтов, не считая живого груза. Такая перегрузка лишала ее необходимой маневренности.
- Держитесь гребешка! - напутствовали нас с берега.
Мы отвалили.
Вода, несмотря на бурное течение, казалась гладкой и маслянистой. Зато, как только мы попали в пасть каньона, это была уже не вода, а Хаос, спущенный с цепи! Опасаясь, как бы наши гребцы не потеряли весла или не совершили еще какой-нибудь другой роковой ошибки, я приказал им убрать весла.
И тут началось! На миг мелькнули фигуры зрителей, стоявших по берегам, затем мимо, как два близнеца - экспресса, промчались скалистые стены; теперь нужно было всю энергию сосредоточить на том, чтобы удержаться на гребешке. Он был весь в зазубринах негнущихся волн, на которые наша тяжело груженная лодка не могла подняться и которые ей все время приходилось резать носом. Несмотря на опасность, я не мог без улыбки глядеть, как изворачивается Слоупер, сидя на носу и бешено работая веслом. Только он нацелится сделать мощный гребок, как корму затягивает в «яму», нос взмывает под самые небеса, и Слоупер даже не касается веслом поверхности воды. А то наоборот: махнет веслом, а нос ныряет в воду, вместе со Слоупером, который, кстати, едва не остается там - ведь в нем не было и ста фунтов. Впрочем, он ни на миг не терял присутствия духа и выдержки. Один раз он повернулся к нам и закричал что-то изо всех сил, но крик его потонул в сплошном гуле. А в следующее мгновение мы соскочили с гребешка. Со всех сторон лодку стала захлестывать вода, и поперечное течение грозило повернуть ее носом к берегу. Это означало бы верную гибель. Я налег всем телом на кормовое весло, так что оно затрещало. У Слоупера весло поломалось начисто.
Мы неслись стремительно вниз, и все это время расстояние между нами и стеной было не больше двух ярдов. Несколько раз нам уже казалось, что мы погибли, и вдруг, как - то боком, нам снова удалось оседлать гребешок и нырнуть в гигантскую волну, которая нас вынесла в огромный цилиндрический «зал».
Я дал приказ снова опустить весла и выравнивать ими лодку, а сам между тем следил за течением. И вот не успел я перевести дух, как мы очутились во второй половине каньона. Тут нас швыряло слева направо и справа налево по гребешку, но все это было лишь повторением того, что мы испытали вначале. Через минуту «Красавица Юкона» мягко пришвартовалась к берегу. Каньон длиной в одну милю мы прошли по часам, ровно за две минуты.
Потом мы со Слоупером вернулись назад по суше и тем же способом провели лодку приятеля. Это было не совсем просто, потому что его лодчонка была всего двадцати двух футов длиной и относительная ее нагрузка была еще больше, чем у нашей. Затем мы вычерпали воду из лодок и прошли две мили «обыкновенными» порогами до начала порогов Белой Лошади. Время от времени нам попадались остатки крушений, которые стоили жизни не одной бедной душе.
Пороги Белой Лошади были еще опасней, чем Бокс Каньон. По ним уже много лет никто не спускался, если не считать утопленников. Здесь было принято перетаскивать волоком все, вплоть до самих лодок, которые перекатывали по стволам елей. Но нам было некогда, к тому же мы теперь твердо уверовали в свое счастье. Так что мы не сняли с лодок ни единого фунта.
В этих стремнинах особенно опасен последний отрезок, именуемый «Лошадиной Гривой», так как там постоянно пенятся крутые волны.
В этом месте гряда подводных скал загораживает примерно три четверти ручья, прижимая воду к правому берегу, затем идет обрыв и воду сбрасывает влево, где вас ожидает водоворот еще более коварный, чем в Боксе.
Когда мы достигли Гривы, «Красавица Юкона» запрыгала, позабыв о грузе, почти отрываясь от воды, а между прыжками погружаясь в нее целиком. Как это могло случиться, для меня по сей день остается загадкой, но только я вдруг потерял управление. Поперечный поток подхватил корму, и лодка стала боком. Оказывается, мы соскочили в водоворот, но в ту минуту я этого не понял. Слоупер поломал весло и еще раз с головой окунулся в воду.
Не следует забывать, что мы неслись со скоростью скаковой лошади и что сами события занимали гораздо меньше времени, чем рассказ о них. Лодку стало заливать водой и, казалось, вот - вот накроет совсем. «Красавица Юкона» неслась прямо на левый берег и, несмотря на то, что я налег на рулевое весло так, что оно опять затрещало, я не мог повернуть лодку. С берега нас пытались фотографировать, но никто не мог предвидеть заранее скорость, с какой мы понесемся, и ни у кого ничего не получилось, так что снимки зафиксировали лишь ярость водной стихии да брызги, летящие во все стороны.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.