Ясным апрельским утром в Могилеве на Днепре, где в это время помещалась Ставка Верховного главнокомандующего русской армии, открылся Военный совет.
Здесь присутствовал весь генералитет армии. Председательствовал царь, вопреки всякому смыслу принявший пост Верховного главнокомандующего. Этот беспомощный, ничтожный, пустой человек, ничего не смысливший в военных делах, вяло и безучастно смотрел то в окно, то на стол и молчал.
Нужно было выработать план операций на 1916 год... Время было трудное. Русская армия, перенесшая на своих плечах всю тяжесть кампании 1915 года, только что укрепилась на новых позициях.
Шел третий год войны. Уже почти 70 миллионов солдат дрались на полях сражений. Попытки генеральных штабов воюющих сторон одним стремительным ударом опрокинуть противника потерпели неудачу. Маневренные бои на флангах не привели к победе.
Войска зарылись в землю, окопались, окружили себя рядами колючей проволоки, бетонными огневыми точками, понастроили блиндажи и прочные убежища. Ломаная линия позиционного фронта тянулась на сотни километров. Артиллерийская дуэль, ружейно - пулеметная перестрелка, ночные вылазки не прекращались, но это не могло сказаться на судьбе кампании. Чтобы одержать победу над противникам, надо было пробить брешь в укрепленных позициях врага, бросить сюда свои резервы и, уничтожив живую силу, захватить жизненно важные центры на чужой территории. То немецкое, то англо - французское командование сосредоточивало на каком - либо участке фронта большие огневые средства, массу войск и бросало эту живую силу в лоб, чтобы любой ценой протаранить фронт, вывести свои войска из окопного сидения на открытое поле и перейти от позиционных форм к маневренным стремительным броскам, неожиданным ударам по флангам, тылам.
Германское командование в 1915 году попыталось прорвать французскую линию укреплений под Верденом. На 40 - километровый участок фронта было подвезено около 1300 орудий, сосредоточена огромная армия. Миллионы снарядов были выпущены по французским позициям, атаки сменялись атаками, вот - вот, казалось, все взлетит на воздух, и немцам откроется путь на Париж. Но все усилия оказались тщетными. Лобовой штурм под Верденом тянулся годы, стоил немцам миллиона жизней, и все же Верден остался в руках французов.
Военная мысль тщетно билась над поисками выхода. Нельзя же было бесконечно поливать друг друга тоннами металла, терять сотни тысяч жизней и не приблизиться к победе, к завершению войны. Силы воюющих иссякали, резервы шли на убыль... И хотя гигантская схватка продолжалась с неослабевающим ожесточением, война зашла в тупик.
Русский фронт тянулся непрерывной лентой от Балтийского до Черного моря и был разделен на три части, три фронта: северо-западный, которым командовал генерал Куропаткин; западный, которым командовал генерал Эверт, и юго - западный под командованием генерала Брусилова. Начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Алексеев предложил выработанный Ставкой план операций:
- Главный удар должен нанести западный фронт в направлении на Вильно, северо-западный фронт своей ударной группой также должен наступить с северо-востока на Вильно, помогая этим выполнению задачи западного фронта. Юго-Западный же фронт признан неспособным к наступлению, он должен держаться оборонительной тактики. Генералы уныло молчали. Мало кто из них верил в возможность наступательных операций. Артиллерии было мало, снарядов не хватало, войска были измотаны боями.
- Рассчитывать на успех северо-западного фронта трудно, - хмуро сказал генерал Куропаткин. - Прорыв фронта совершенно невероятен. Укрепленные полосы настолько развиты и сильно укреплены, что трудно предположить удачу. Наступление приведет только к громадным безрезультатным потерям.
Командующий западным фронтом генерал Эверт присоединился к мнению Куропаткина.
- Наступать нельзя, - мрачно заявил Эверт. - Надо придерживаться оборонительного образа действия до тех пор, пока мы не получим достаточного количества тяжелой артиллерии и снарядов.
Военный министр доложил Военному совету, что отечественная промышленность не в состоянии сейчас дать необходимого количества тяжелых снарядов, получить их из - за границы сейчас тоже очень трудно - надо наступление отложить. Все сидели подавленные. Казалось, русскому командованию не остается ничего другого, как обречь солдат на бесплодное сидение в окопах под свист вражеских снарядов. Иного исхода не было.
И молчаливый царь, и безвольный начальник штаба Алексеев, и командующие фронтами готовы были уже отказаться от плана Ставки. Слово получил генерал А. А. Брусилов.
Его речь была кратка. Слова, полные любви к родине, уверенности в силе русского оружия, слова огненные и решительные, прозвучали на совете неожиданно резко, как призыв к действию.
- Мы можем наступать, - твердо сказал Брусилов. - Не берусь говорить о других фронтах, ибо их не знаю, но юго-западный фронт, по моему убеждению, не только может, но и должен наступать, и полагаю, что у нас есть все шансы для успеха, в котором я лично убежден. На этом основании я не вижу причин стоять мне на месте и смотреть, как мои товарищи будут драться. Я считаю, что недостаток, которым мы страдали до СИХ пор, заключается в том, что мы не наваливаемся на врага сразу всеми фронтами, дабы прекратить противнику возможность пользоваться выгодами действий по внутренним операционным линиям, и потому, будучи значительно слабее нас количеством войск, он, пользуясь своей развитой сетью железных дорог, перебрасывает свои войска в то или иное место по желанию. В результате всегда оказывается, что на участке, который атакуется, он в назначенное время всегда сильнее нас и в техническом и в количественном отношениях. Поэтому я настоятельно прошу разрешения и моим фронтом наступательно действовать одновременно с моими соседями; если бы, паче чаяния, я даже не имел никакого успеха, то по меньшей мере не только задержал бы войска противника, но и привлек бы часть его резервов на себя и этим могущественным образом облегчил бы задачу Эверта и Куропаткина...
Царь, недолюбливавший Брусилова, упорно молчал. Начштаба Алексеев принципиально согласился с Брусиловым, но в помощи отказал. Изменили свои мнения Куропаткин и Эверт. Они сказали, что наступать будут, но за успех наступления не ручаются.
Военный совет вынужден был согласиться с мнением Брусилова. Заседание окончилось. К Брусилову подошел Куропаткин и полушепотом откровенно ему сказал:
- Вы только что назначены главнокомандующим, и вам притом выпадает счастье в наступление не переходить, а следовательно, и не рисковать вашей боевой репутацией, которая теперь стоит высоко. Что вам за охота подвергаться крупным неприятностям, может быть, смены с должности и потери того военного ореола, который вам удалось заслужить до настоящего времени? Я бы на вашем месте всеми силами открещивался от каких бы то ни было наступательных операций, которые при настоящем положении дела могут вам лишь сломать шею, а личной пользы вам не принесут.
- О своей личной пользе не мечтаю, - просто и спокойно ответил Брусилов, - решительно ничего для себя не ищу, нисколько не обижусь, если меня за негодность отчислят, но считаю долгом совести и чести действовать на пользу России...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.