- Завтра мы в той деревне, - мы указываем пальцем, - будем пить молоко.
Около двух часов дня с того берега защелкал пулемет, потом другой, третий. Берег круто вздымался вверх, пули врывались в землю, пыль клубилась, точно берег быстро затягивался и выдыхал дым хорошей трубки. Потом дрогнул бас орудий. Уверенно и метко бьют по нашей артиллерии. Пули защелкали по нашим «пещерам». Грохот все усиливался. Белые сосредоточили главный удар по трем точкам: по парку, где была наша единственная батарея, по берегу у моста и по мосту. Кто владеет мостом, тот и господствует над городом и его равнинами.
Сотни снарядов рвались над вокзалом, мостом и над «пещерами». Раздались стоны. Кого - то стукнуло. Наша единственная батарея в парке отвечала - отвечала и умолкла. Дула наших винтовок накалились. Плечо болело от отдач. «Грозный» все еще чинил путь.
День медленно клонился к вечеру. Как мы ждали заката! Солнце, скорее на отдых! Если бы продержаться до темноты! Ночь нас скроет, белые не пойдут в атаку на ощупь! А белые видно молили, как Иисус Навин: «Остановись, солнце». К пяти часам пулеметный и артиллерийский огонь заметно усилился. Мои товарищи красноармейцы что - то говорили, видимо даже кричали, но был такой грохот, что когда я смотрел на кричащих, то видел только беззвучно шевелящиеся губы.
Потом белые начали обстреливать дороги, ведущие в город. Это они отрезают возможность отступления с берега и возможные колонны подмоги.
И вдруг в одну минуту все умолкло. Неожиданно наступившая тишина взволновала. Мы высунули головы из - за досок.
- Смотрите. Броневик. Нет, танк! Вот, второй... Третий...
- Атака!..
Высоко с того берега вкатывались на самый верх моста какие - то чудовищные махины. Людей не видно. Машины медленно двигаются, часто останавливаясь, как бы щупая прочность дороги. Вдруг они разинули глотки. Блеснул огонь, еще и еще. Теперь за машинами уже видны наступающие цепи.
Так как события разыгрывались на мосту, а лежа стрелять вверх по наступающей цепи было трудно, то мы полупривстали и стреляли с колена.
Я увидел, как Саша Вольский размахивает саблей и левой рукой кому - то машет: «Вперед!»
Саша в белом костюме выделялся из зеленых пролетов моста. С высоты моста он оглядывал город и дороги за городом, они были пустынны, и никто не спешил на помощь. А железные махины двигались все ближе. Саша первый увидел смерть и был всех ближе к ней.
Полы его белого френча вздувались ветром, и он был похож на гордый корабль, несущийся по волнам навстречу буре. Он беспрерывно стрелял из пулемета, он был на мосту, как грозный вызов и угроза, он показывал, на что способен коммунист.
Левитин бросился с берега наверх, на мост. Андреев, опираясь спиной на груду досок, азартно стрелял. Многие сразу израсходовали последний запас патронов.
Солнце медленно заходило, и его прощальные лучи освещали привязанные у берега лодки, груду разбросанных досок, группки людей, копошившихся в них, и стройную фигуру в белом на зеленом мосту.
Саша Вольский был виден с обоих берегов и представлял прекрасную мишень для наступающих. Последние минуты обе стороны били в упор. Саша Вольский стрелял из ручного пулемета в сторону быстро продвигающихся броневиков. Он стоял, вытянувшись во весь рост, и как бы вырастал, сильный и красивый (я не могу избавиться от этого определения, именно таким мы его запомнили, он был очень красив в этом последнем бою). Его действия на мосту не были припадком ярости, припадком храбрости, восторженным опьянением или мгновенным состоянием экстаза, за которым обычно следует долгий период упадка и апатии.
Потом я, сквозь завесу порохового дыма и собственной взволнованности, увидел, как Сашу точно подбросило, он зашатался и, белый, мелькнул, как звезда по небосклону. Последнее, что я четко запомнил, - красноармеец, схватив винтовку за ствол, бешено бьет ею о доски. Нет патронов!
Вдруг со стороны города понеслись оглушительные волны колокольного звона. Что это? Кто - то нелепо предположил:
- Помощь! Армия Дыбенко!
Но мы сразу поняли: это нас хоронят. Попы полезли на колокольни и встречают победителей.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.