Благословение

Гоголь не сводил глаз с дверей, ведущих из прихожей. Он весь внутренне напрягся и все - таки прозевал момент, когда под руку со своей женой вошел Пушкин. И, может быть, поэтому прежде увидел не его, а Наталью Николаевну, ее белое, воздушное платье, золотой обруч, сверкающий на голове, ее темно - русые локоны, выпуклый чистый лоб, оттененный черными дугами густых бровей, необыкновенно выразительные глаза, чуть - чуть косившие из - под длинных ресниц.

И, видимо, не только он, а и все гости сперва увидели жену Пушкина, и сдержанный гул прошел по гостиной.

«Первая красавица России!... Психея!» - услышал Гоголь восторженный шепот и вскочил с места.

Он тоже был поражен красотой Натальи Николаевны, но все его внимание приковала не она, а светлая курчавая голова Пушкина, его черный фрак, смуглое лицо в рыжеватых баках и улыбающиеся голубые глаза.

Мужчины почти мгновенно окружили поэта, и Плетнев на правах хозяина первым обнял и расцеловал его.

Вскоре дамы оторвали Наталью Николаевну от Пушкина и в своем кругу бойко и непринужденно защебетали по - французски.

Гоголь как поднялся, так и стоял, не отходя от круглого стола: он верил и не верил тому, что видит Пушкина.

Много портретов Пушкина помнил Гоголь, немало знал описаний его внешности, и все равно живой Пушкин походил и совсем не походил на свои многочисленные портреты. Нет, нигде, ни на одном портрете он так не улыбался, как сейчас, ни один художник не запечатлел подвижности его живого взгляда, прелести его открытых улыбок, не передал того, как он обращает к каждому из окружающих свои живые, смеющиеся глаза.

- Здравствуйте! Вот и опять свиделись! - весело говорил Пушкин, здороваясь с друзьями.

Гостиная Плетнева, казалось, только теперь наполнилась чрезвычайно праздничным блеском и оживлением. Все заговорили громче, веселее. Пушкин точно излучал и распространял вокруг себя свет, энергию.

Гоголь не сводил глаз с Пушкина, который в сопровождении Плетнева и Жуковского обходил гостиную, шутя, остря, чему - то смеясь. Всем дамам он целовал руки и, видимо, одаривая их комплиментами, весело улыбался.

«Какой изящный, находчивый!» - с завистью и восторгом думал о нем Гоголь.

Из уст в уста мгновенно передавались пушкинские остроты. Да, здесь, в кругу плетневских друзей, его любили, искренне восхищались им.

Между тем Пушкин, Плетнев и Жуковский приближались. Гоголь это видел, но продолжал стоять как вкопанный. Сердце его то замирало, то оглушительно бухало.

Рядом с Жуковским и Плетневым Пушкин казался особенно хорошо сложенным. Все у него: и лицо, и голова, и фигура - было очерчено строгой рукой природы, не любящей лишнего. Ничего нельзя было ни прибавить, ни отнять от Пушкина.

- А вот и Гоголь - Яновский, - неожиданно объявил Плетнев, подведя Пушкина. - Я тебе уже писал о нем... Он обещает очень многое и очень своеобразное...

- Как же, помню, помню! - протянул руку Пушкин и приветливо улыбнулся.

Пожатие руки было цепким, энергичным. Испытывая неизъяснимое наслаждение, Гоголь весь просиял и с какой - то отчаянной решимостью выпалил:

- Видеть вас - праздник.

Эти слова, невольно сорвавшиеся с уст, смутили его самого: чего доброго, покажутся они фальшивыми или напыщенными, и Пушкин сразу отвернется... Но Пушкин с необыкновенно доброй улыбкой взглянул на него. И тогда, как бы поясняя только что сказанное, Гоголь быстро добавил: