Ему позволялось все: гулять по территории, кокетливо срезать уголки и даже топтать травинки газона. Сам директор, будь это возможно, взял бы его к себе в кабинет и поил бы чаем с лимоном. Завод ласкал свое четвертое, появившееся после 12-летнего перерыва детище-могучий, скоростной «ДТ-75». А новорожденный богатырь, тоскливо жуя траками перегретый асфальт, уже томился по росистым просторам, по дурманному запаху разворошенной земли. Здесь, на заводском дворе, ему было неуютно и тесно. Сталинградский тракторный привык делать историю нашей сельскохозяйственной индустрии. А когда делается история, посторонних не может быть. Опаляя трезвое воображение, в цехах взвивался смерч восторженной одержимости и яростного одушевления. Новая машина рождалась в большой радости и больших муках, люди священнодействовали, творили чудеса. Посторонних не могло быть. В «газике», шедшем на опытное поле, где испытывался «ДТ-75», кроме меня, сидел еще молодой человек с васильковыми глазами волжанина и ржаными волосами. Он наслаждался скоростью, ветром и даже видом пыльной, раскаленной стели с азартом любителя приключений, долго сидевшего взаперти. Неожиданно молодой человек улыбнулся.

- А вы заметили, как он разворачивается? Еще недавно такой вопрос показался бы мне несколько странным, но сейчас, ознакомившись с СТЗ, я ответила без запинки, нисколько не сомневаясь в предмете разговора:

- Одно движение рычагом - и никакой потери скорости ни на поворотах, ни при подъеме... Синеглазый попутчик посмотрел на меня с благодарностью.

- И все один узел - преобразователь крутящего момента, или усилитель. Маленький такой узелочек - руками вот так можно взять. А вот оказался гордиев узел... Делать в дороге было решительно нечего, и мой спутник разговорился... Вениамин Залетин стремительно шагал по чистенькому, хрусткому снежку. Примораживало. В накренившийся ковш Большой Медведицы бесшумно стекало черное, как баварское пиво, небо. Воздух пах антоновкой. Но Залетин не замечал ни снега, ни неба. Он все бежал, бежал от самого себя, от мыслей, острыми шпилечками втыкавшихся в мозг. На ум приходили убедительные и хлесткие слова, которые он должен был сказать час назад и не сказал. И сейчас снова и снова его захлестывало беспомощное и острое чувство обиды. Вениамин не удивился, получив приглашение на бюро райкома партии: запаздывали первые, опытные «ДТ-75», на заводе было тревожно, требовались какие-то срочные меры. В кабинете секретаря райкома собралось много людей. Большинство курило, несмотря на заблаговременную договоренность не курить. Предметы качались, как в аквариуме с подкрашенной водой. Усталый, с темными тенями у глаз, отчитывался главный инженер. Он говорил о том, что напряжение в цехах предельное. Люди устают: не так это просто - переходить, не теряя производительности, на новую марку. И если заводу действительно удастся, не срывая плана по «ДТ-54», параллельно переключиться на выпуск новой машины, это будет беспрецедентный случай в тракторостроении. Потом он просил записать, что нужно заводу от совнархоза и Госплана. Залетин слышал все, как сквозь сон: три последние ночи он фактически провел над чертежами. Ломило спину, затылок, руки. Целый год его группа работала почти по двенадцать часов кряду. И вдруг Вениамин почувствовал, что все полуобернулись и ждут чего-то именно от него.

- Пусть теперь товарищ Зале-тин объяснит, почему... Секретарь райкома хмурился и смотрел ему прямо в лицо. Вениамин потом не мог точно вспомнить слова секретаря, но получилось так, будто это он, Залетин, срывает своевременный выпуск нового трактора и должен объяснить товарищам, почему он так поступает. Это было неожиданностью для всех: спрашивали не главного конструктора, не начальника бюро, а молоденького паренька с припухшими глазами. Вениамин поднялся. Что сказать? Что они работают, как одержимые, что впервые делается у нас такой узел-усилитель, что это очень сложная проблема, и черт знает, почему горят подшипники? Но ведь здесь собрались не школьники. Они прекрасно все это понимают... И Вениамина захлестнула обида.

- Решения не нашли... Идеи нет, - вяло сказал он и сел. На него смотрели с осуждением. К тому же это была неправда. Решение уже нащупыва-лось, оно витало в голове, расплывчатое, словно догадка, боясь бумаги и точных расчетов. Обида не проходила, мысли путались. И Вениамин изумился, обнаружив, что стоит в проходной и вахтер придирчиво и сочувственно проверяет его вечерний пропуск.

- Опять полуночничать идете? Он не ответил и, одним махом взлетев на четвертый этаж, вошел в конструкторское бюро. За столом, нахохлившись, сидел его помощник Валерий Соболев и делал, очевидно, двадцатое задание вместо положенных двух. Валерий только что окончил механический институт при заводе, и темой его дипломной работы был злополучный усилитель. Залетину понравилось оригинальное мышление студента. Сначала он охотно его консультировал, а после окончания института взял к себе в группу.

- В моторную лабораторию звонил?

- Угу... Крутится наш усилитель на стенде... Почти не перегревается.

- Почти! Не снимая шапки, Вениамин опустился на стул и, уронив подбородок в ладони, уставился в чертеж, изображавший разрез узла. Отупев от пережитого волнения, он не узнавал ни одной линии. Глаз задержался на подтертой окружности.

- Это ты ось сателлита вниз переносил?

- Я и Лариса Денисова... Помнишь, мы еще у технологов об этом говорили...

- Ось вниз - подшипники долой, - все еще равнодушно сказал Вениамин.

- ...подшипники долой! - почти испуганно подхватил Валерий.

- ...опоры раздвинуть - и никакого не будет перегрева! Езжай хоть на Эльбрус! Залетин поднялся и еще раз взглянул на чертеж, делая вид, что не замечает выжидательно-торжественного лица Валерия, который никак не мог понять, почему же Вениамин не кричит от восторга: ведь решение, над которым они столько бились, наконец найдено. «Ерунда какая-то! - подавляя радостное возбуждение, думал про себя Вениамин. - Как в плохом романе: после разносного собрания герой одумался, учел критику и... открыл! А может, просто надо было вот так посмотреть на все посторонним глазом? Решение-то уже было в голове...» С завода Вениамин вышел один. Валерий умчался раньше, почувствовав, что расспросам не время и, когда будет нужно, Залетин сам все расскажет. К тому же его распирало желание крикнуть первому встречному: «Нашли!» Морозило уже здорово. Небо в медвежьем ковше подернулось крепким ледком. От танка, что рвется ввысь на заводской площади, отделилась маленькая фигурка и побежала к нему. Поскользнулась, выпустила из рук концы пухового платка.

- Нина? Она по-детски ткнулась носом в его рукав.

- Давно? Замерзла? Залетин почувствовал, как к нему возвращается радость.

- Сережку спать уложила и побежала. В райкоме сказали, что все кончилось... Я и пришла, куда ж ты еще денешься? В темноте молочно белело ее поднятое лицо. Вениамину показалось, что она плакала. И он вдруг с удивительной остротой ощутил, как необходим, как дорог ему в жизни этот ласковый, все понимающий человек, вот уже шесть лет делящий с ним все-все, до самых мелочей. И ему стало жаль тех, кого жизнь лишает порой вот такого счастья. Выслушав его сбивчивый рассказ, Нина спокойно сказала:

- Это хорошо, Венька, что спросили с тебя, - значит, верят... А насчет нового решения - давай посидим над чертежами. Тогда завтра я возьмусь за технологию. Нина работала в цехе опытного производства, и частенько чертежи Вениамина попадали именно к ней. У нас в стране как-то сразу повелось, что невероятной трудности дела доверяются молодым. Очевидно, преобразование целой эпохи требует не только опыта, но самого большого, что есть в человеке, - вдохновения, увлеченности, таланта. А в этом никак не откажешь молодежи. Смотришь, обычный парнишка с задорным чубом и мальчишеской непоследовательностью в характере. А завтра выступает в Кремле и критикует Госплан или изобретает ракету невероятной экономичности. Признание и большая ответственность приходят иногда с поразительной быстротой, так что человек не успевает к ним привыкнуть. Что-то подобное произошло и с Вениамином Залетиным, руководителем группы конструкторов на огромном заводе. Залетину поручили сложное задание, он взялся за него с жаром настоящего конструктора. Но когда с него и спросили по большому счету, за целый завод, это показалось несправедливым. Слишком близко еще-протяни руку, и вот она - бродила ничем не приметная юность Залетина... Деревенька Горьковской области, где жили родители Залзтина, была бедноватой - осипшие петухи да ребрастые, злые свиньи. Хлеба рождались скудные. Старики поясняли это так:

- Нам бы ложок распахать, да у метеэса силы не хватит... Хлебушко-то сам в руки не пойдет: на него машиной поработать надо. Веня сначала хотел сбежать на Волгу и стать штурманом, но потом его захватила лихорадка изобретательства. Он мастерил из домашнего хлама всякие нужные штучки и, окончив пять классов, запросился учиться дальше, в город. Мать плакала и не пускала: шла война. Соседки советовали: «Ничего, парнишка самостоятельный, дельный. Пусть едет - будет толк». К счастью, отгремела Сталинградская битва, и немца, что называется, «поперли» с Волги. Мать дала Вене горбушку мякинного хлеба и отпустила в город. Ненасытная жажда учиться пересилила тоску по дому: после десятилетки Веня отправился поступать в Горь-ковский политехнический институт на факультет тракторостроения. И тут второй раз судьба столкнула его со Сталинградом. Вениамин с блеском ответил на все вопросы экзаменатора, и тот, уже потянувшись за зачетной ведомостью, спросил напоследок:

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.