Сбылась мечта стольких лет! Он, сын уездного лекаря из далекого Чембара, студент университета. В кармане его тужурки - заветный студенческий табель. Виссарион Белинский вспоминает события последних недель. Долгое, утомительное путешествие в древнюю столицу...

Рогожская застава, потом Таганка, набережная Яузы и, наконец, Зарядье, где живут знакомые семьи Белинских.

«Сильно билось у меня ретивое, - писал Виссарион Григорьевич, - когда мы тащились по звонкой мостовой... Наконец приблизились к Москве-реке, запруженной баркасами... Одна сторона Кремля открылась перед нами. Шумные клики, говор народа, треск экипажей, высокий и частый лес мачт с развевающимися разноцветными флагами, белокаменные стены Кремля, его высокие башни, - все это вместе поразило меня...»

Вначале Белинскому повезло. Его приняли в число «казенокошных» студентов, то есть студентов, воспитывавшихся на казенный счет. Можно было заниматься, не тратя времени на поиски уроков. Белинский перебрался в студенческое общежитие.

В Московском университете рядом с молодыми людьми из высшего дворянского общества учились студенты-разночинцы, сыновья мелких чиновников, духовенства, торговцев, лекарей. По словам А. И. Герцена, в университет, «...как в общий резервуар вливались юные силы России со всех сторон, из всех слоев; в его залах они очищались от предрассудков, захваченных у домашнего очага, приходили к одному уровню, братались между собой и снова разливались во все стороны России, во все слои ее».

В начале 30-х годов в Московском университете одновременно с Белинским учились такие замечательные люди, как А. И. Герцен, Н. П. Огарев, Н. В. Станкевич и М. Ю. Лермонтов. Они и их друзья смело говорили о себе как о «детях декабристов», продолжателях их благородных идей, мечтали действовать, мечтали бороться. «Мы были уверены, - писал Герцен, - что из этой аудитории выйдет та фаланга, которая пойдет вслед за Пестелем и Рылеевым, и что мы будем в ней».

В доме Герцена собирался созданный им и Огаревым кружок политического характера. На Малой Молчановке, в мезонине деревянного особнячка, студент Лермонтов вдохновенно читал друзьям свою антикрепостническую драму «Странный человек», в то время как другой студент, Виссарион Белинский, в 11-м номере общежития для «казенокошных» читал свою остросоциальную драму «Дмитрий Калинин».

Здесь, в заветном 11-м номере, вокруг Белинского образовался один из самых ранних литературно-философских кружков России. Ненависть к самодержавию, насилию и произволу, к крепостному праву волновала умы. В этой кипучей атмосфере формировалось мировоззрение Белинского.

Но дерзкие идеи молодого Белинского, его смелая пьеса «Дмитрий Калинин», запрещенная цензурой, давно не нравились университетскому начальству. За студентом был организован особый надзор, и в сентябре 1832 года, придравшись к пропуску занятий (Белинский долго болел), молодого вольнодумца исключили по «ограниченности способностей».

«... Не могу понять только одного, - писал один из современников Виссариона Григорьевича, - как такой студент, как Белинский ...признан был неспособным к слушанию университетских лекций и исключен из университета». Авторитет Белинского, его знания, трудоспособность и оригинальный образ мыслей были широко известны в университете. Но начальство стремилось избавиться от неугодного студента.

Белинский поселился в дешевых меблированных комнатах старой Петровки. Дом этот цел и сейчас. В Рахмановском переулке, окруженный со всех сторон большими домами, доживает он свой век. Это типичный двухэтажный «доходный» дом первой половины XIX века. В его каморках сто с лишним лет назад жили, трудились, страдали и умирали «бедные люди». Теряли зрение белошвейки, всю ночь напролет гнул спину переписчик, давала грошевые уроки учительница музыки. А внизу жили кузнецы, сапожники и столяры.

Комната Белинского никогда не запиралась, так как украсть у него было нечего. Здесь, живя впроголодь, вдохновенно работал один из замечательных русских людей. Здесь создавались его первые статьи, здесь проходил свою собственную школу мастерства будущий великий критик и революционер Виссарион Григорьевич Белинский.

Однажды друзья, желая помочь, предложили ему выгодное место секретаря у богача Полторацкого, бездарного литератора, мечтавшего печататься и рассчитывавшего на помощь талантливого бедняка. Но, быстро поняв, чего от него хотят, и, не желая вступать в сделку с совестью, Белинский отказался от заманчивого благополучия.

По вечерам Белинский часто шел на Дмитровку (теперь улица Пушкина), где в доме № 9/11 (не сохранился) жил один из известнейших его современников, тоже студент Московского университета, Николай Владимирович Станкевич. В его доме собирался кружок философского направления.

С приходом Белинского в кабинете Станкевича заговорили о гордых понятиях равенства и братства, осуждали крепостное право, горячо и страстно мечтали о личной свободе человека. Как пишет П. Прозоров, «Белинский... отличался необыкновенной горячностью в опорах и, казалось, готов был вызвать на битву всех, кто противоречил его убеждениям.

... Он едко и беспощадно преследовал все пошлое и фальшивое, был жестоким гонителем всего, что отзывалось реторикою...»

Весной 1833 года Белинский познакомился с профессором Н. И. НадеЖдиным, издателем одного из лучших московских журналов «Телескоп». Скоро знакомство превратилось в сотрудничество. На страницах «Телескопа» стали появляться переводы, рецензии и статьи Белинского. Они сразу обратили на себя внимание читающего общества. А когда Надеждин уехал на длительный срок из Москвы, Белинский стал фактически редактором журнала. Выпущенные Белинским за это время 10 номеров сделали журнал интересней, острей, содержательней. Улучшилось и материальное положение писателя. Теперь можно было подумать о скромной комнатке в тихой квартире, о человеческих условиях работы.

Такая комната нашлась в мезонине большого дома купца Варгина на Тверской (ныне улица Горького, д. 8, не сохранился). Здесь Белинский написал статью «Литературные мечтания - элегия в прозе» - одно из своих лучших произведений. Статья была напечатана в газете «Молва». О Белинском заговорили, заспорили. Передовое русское общество понимало, что произошло чрезвычайное событие: русская литература обрела выдающегося критика, критика предельно принципиального, готового горячо отстаивать свое мнение, критика объективного, тонкого, смелого, страстного трибуна. В 1835 году в «Молве» появилась статья Белинского «Гоголь. Арабески и Миргород», а в журнале «Телескоп» - статья «О русской повести и повестях Гоголя». В обеих работах Белинский высоко оценил творчество Гоголя как писателя-реалиста, как великого художника слова, как обличителя «гнусной российской действительности».

25 мая 1836 года у подъезда Малого театра было необычайное оживление. В первый раз давали комедию Гоголя «Ревизор». О пьесе слышали многие. Слышали и о первой ее постановке в Александрийском театре Петербурга. В партере, в местах за креслами знатных театралов, сидел Белинский. Он был в восторге от пьесы и после каждого действия неистово аплодировал и кричал «браво», чем очень шокировал упорно молчавший партер. «С этой точки зрения, - писала «Молва», - глядя на собравшуюся публику, пробираясь на местечко между действительными и статскими советниками, извиняясь перед джентельменами, обладающими несколькими тысячами душ, - мы невольно думаем: вряд ли поверят ему, вряд ли почувствуют наслаждение видеть в натуре эти лица, так для нас смешные...» Так прошла эта премьера.

Глубокое понимание Белинским творчества Гоголя, высокая оценка «Ревизора» не могли не обратить на себя внимание Пушкина. В «Письме к издателю» поэт горячо отметил незаурядный талант критика, выделив его из массы журналистов. В мае 1836 года, возвратившись из Москвы, Пушкин писал П. В. Нащокину: «Я оставил у тебя два порожних экземпляра «Современника». Один отдай кн. Гагарину, а другой пошли от меня Белинскому... и вели сказать ему, что очень жалею, что с ним не успел увидеться...».

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.