План второго года пятилетки по промышленности ВСНХ выполнен на 104 проц. Капитальные вложения, вместо запроектированных планом 12,7 миллиарда рублей, достигли 13,8 миллиарда рублей.
Вот рост страны, которым не зазорно и похвастать. Ибо это - триумф, торжество идей коммунизма.
В отличие от роста хозяйства капиталистических стран (т.-е. тех периодов, когда он происходил), рост хозяйства СССР неразрывно и постоянно сопровождается ростом материального и культурного благосостояния рабочих и крестьян. С 1927 по 1929 30 г. народный доход увеличился с 23 миллионов до 24 миллионов рублей. Средняя заработная плата рабочих возросла с 1926 г. на 45 проц. и в первую половину 1930 г. поднялась на 9 проц. Реальная заработная плата по сравнению с заработной платой рабочих в дореволюционное время поднялась на 139 проц., а, принимая во внимание социальное страхование и прочее, - увеличилась на 164 проц.
В капиталистических же странах безудержно растет безработица. Теперь она невиданная по своим размерам. Рост безработицы в капиталистических странах в 1930 г. характеризуется следующими цифрами: в Англии на 179,5 проц., в Германии на 198 проц., в Италии на 172 проц., в Польше на 178 проц., в Австрии на 152 проц., в Чехословакии на 302 проц. Количество безработных в капиталистическом мире по минимальным подсчетам составляет 30 млн. человек. У нас же безработица в основном ликвидирована, хотя во всем народном хозяйстве имеется резерв неиспользованной рабочей силы. Это явление столь крупное и глубокое по своему значению, что его вряд ли можно переоценить.
А. КОСАРЕВ (из доклада на IX съезде ВЛКСМ)
Отец и сын Хольстеры переходили улицу, когда у них над ухом раздался резкий гудок и мимо промчался полицейский автомобиль. Старик вынул изо рта черную трубку и сердито сплюнул. Его глаза ощупывали вытянувшиеся длинной лентой авто с полицейскими. Он насчитал 20 человек. Двадцать близнецов, до жути похожих друг на друга: одинаковые карабинеры, одинаковые резиновые дубинки, одинаковая форма и даже одинаковые застывшие лица.
Взгляды полицейских остро впились в толпу безработных, густо заполонивших тротуары. Неясный гул несся вслед автомобилям. Порой раздавался свист. Тогда полицейские приподнимались и поворачивали киверы в подозрительную сторону.
Молодой Хольстер с довольной улыбкой погладил себя по боковому карману. Смеющимся взглядом он мерил черные бесконечные ряды тротуаров, по которым медленно тянулась лепта безработных. Усталые, понурые фигуры, с руками, Засунутыми в карманы.
Юноша гордо поднял голову так, чтобы был ясно виден значок на его фуражке - значок коммунистического союза молодежи Германии. Уже больше года носит он этот значок по городу. Некоторые в толпе с испугом посматривали на его, другие дружески кивали головой. Ганс чувствовал, что здесь, на улице, два лагеря. Беспокойство лежало на лицах. Сорвется слово, прозвучит глухо и замрет. Загорится взгляд и сразу потухнет. Тревожно и радостно билось сердце - казалось, это начало демонстрации. У Ганса на языке вертелись слова песни. Он начал тихо напевать.
А народ все прибывал. Из глубины улиц, переулков, площадей лились потоки безработных к бюро по найму рабочих.
На каждом перекрестке стояли вооруженные полицейские. Пешие и конные. Они не спускали зорких глаз с волнующейся толпы, настороженно вглядывались в лица рабочих. Но рабочие, казалось, не замечали их. Они шли со взглядом, устремленным на заветный вход в бюро по найму. Руки полицейских нервно сжимали револьверы и резиновые дубинки. Медленно справа и слева от них плыла толпа. Страннее зрелище представляла улица; во всю ширину стояла цепь полицейских, пеших и конных. В соседних переулках - наготове грузовики, «на всякий случай». Грозный окрик - «проходи!» - и помахивание резиновой дубинкой. Только слово, только взгляд, только одно неверное движение, - и они готовы ринуться в бой. Их глаза напряженно вглядывались в толпу.
Отец и сын Хольстеры шли прямо на полицейского, как будто вместо него было пустое место. В груди старика кипела злоба. Юноша бросил яростный взгляд на полисмена, который только что грозным окриком заставил одного безработного поспешно отодвинуться дальше. Полицейский сделал шаг к Гансу. Он впился в его лицо, ни ничего не сказал, только дубинка его описала в воздухе яростный круг.
Отец и сын вместе с людским потоком влились в помещение бюро. Атмосфера сгущалась. Дыхание становилось затруднительным. Грудь сужалась. Над толпой росло густое серое облако табачного чада и темной пеленой окутывало безработных. Толпа все прибывала. На лестнице образовался затор. Гул голосов сливался в оглушительный рев. Крики и крепкие словца терялись в раскатистом смехе. Смех ли это? В тесном кольце стояли они, тесно прижавшись друг к другу, все как один - напряжение и внимание. Кто-то громко заговорил, головы всех повернулись в его сторону. Рот, глаза, облик говорившего сияли. Он крикнул. Каждый нерв его лица вторил ему, выражая живой призыв.
Длинный хвост ожидающих потянулся к двум крохотным окошечкам в стене. Хольстер с сыном тоже подошли к окошку, просунули в него свои пестрые карточки, и через пару секунд машина выбросила их обратно. На них блестел свежестью новенький синий штамп. Они подошли к барьеру из безработных, который тесным кольцом окружал трибуну. Ганс опустил руку в карман. Оглянулся вокруг, быстро раскрыл пакет и, пробираясь сквозь толпу, награждал каждого листовкой. Несколько минут - и пачка листовок роздана. Белые, зеленые, розовые.
Ганс наблюдал, как глаза безработных впивались в листки. Сердце его забилось сильнее. Радость и бодрость поднялись в душе. Его листовки дали всем определенное направление мысли. Его листовки - руководители безработных. Ганс еще раз с удовлетворением прочел содержание листовок на лицах толпы.
На трибуне вспыхнул свет. Из-за вороха бумаг поднялся тощий чиновник и быстро глянул на листок, который держал в руке. Задние ряды нажали на передние. Шум затих. Глаза всех устремились на листок, который держал чиновник.
- Три слесаря для Сименса, - выкрикнул чиновник.
- Здесь!
- Здесь!
- Здесь! - Тысячи «здесь!» понеслись в ответ. Только трех выслушал чиновник, тех трех, которые успели протянуть ему свои проштемпелеванные карточки. Три слесаря скрылись за чиновником. Тысячи карточек опускались обратно в карманы. На день... на неделю... на месяц... на год... Быть может, навсегда!...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.