Ну, тут обалдела я немножко. Жалко товарища - то! У пристани народ был, я и говорю:
«Как же вам, псы, не стыдно? Вас бы, - говорю, - вешать надо, бессердечный вы народ!»
Недолго покричала: отвели меня к начальству. Какой - то седенький, лихорадочный, что ли, трясется весь, скомандовал: «Шомполами!» Десяточка два получила, и с неделю - ни сесть, ни на спину лечь. Хорошо, что тело у меня такое: чем бьют больней, тем оно полней. Вроде физкультуры. Да, товарищ, бою отведала не меньше норовистой лошади; кожа у меня так мята - изодрана, что сама удивляюсь: как это всю кровь мою не выпустили? А ничего, живу - не охаю!
Ну, что же дальше - то? Первое - то время после нашей победы не легче стало, а будто скучней. Близкие товарищи - кои перебиты, кои разбрелись по разным местам, по делам. Лиза в Екатеринбург уехала, учиться, тогда еще Свердловска не было. Осталась я вроде как одна. Народ у нас, в сельсовете, все новый, осторожный, много не знают в нашей жизни, а что знают, - это понаслышке. Про них один парень, чахоточный, - он помер года два тому назад, - частушку сочинил:
«Сели власти на вышке,
Рассуждают понаслышке:
Мы - де здешний сельсовет,
Наплевать нам на весь свет».
Власть на местах была в ту пору. Потом новая экономическая началась. Пристроили меня к совхозу, да не удался он, разродилось новое кулачье, разграбило. Была зиму сторожихой в школе, - ну какая я сторожиха? Учителишко - старенький, задира, больной, ребят не любит. Стала поденно батрачить, и вижу: все, как будто назад попятилось, под гору, в болото. Бабы звереют ничего знать не хотят, кроме своих углов. Беда моя - слабо я разбираюсь в теории, стыдно это мне, а учиться времени нет! Да и человек - то я уж очень практический, не знаю, как писание к настоящей жизни применить, к нашему быту, ловкости у меня нету. Одно знаю: от этих своих углов - все наши раздоры и разлады, и дикость наша, и бесполезность жизни. Знаю, что первое дело - быт надо перестроить и начинать это снизу, с баб, потому что быт - на бабьей силе держится на ее крови - поте. А как перестроишь, когда каждая баба в свое хозяйство впряжена, грамотных - мало, учиться - некогда? Завоевали бабью жизнь горшки - плошки, детишки да бельишко... Начала я уговаривать баб прачечную общественную строить, чтобы не каждая стирала, а две - три, по очереди, на всех. Не вышло ничего. Стыд помешал: бельишко - то у всех заношено, да и плохое; когда сама себе стирает - ни дыр, ни грязи никто не видит, а в общественной прачечной каждая будет знать про всех. Они, конечно, не говорили этого, я сама догадывалась, а они провалили меня на вопросе с мылом: дескать, как же мыло считать? У одной десять штук белья, а у другой - четыре, а мыло - то как? Потом некоторые признались: мыло - пустяки, а вот стыда не оберешься! Будем побогаче, устроим и прачечную, и бани общие, и пекарню. Утешили: будем побогаче! «Эх, бабы, - говорю, - от богатства нашего и погибаем...» Ну, все - таки дела идут понемножку, безграмотность ликвидируем; «Крестьянку» совместно читаем, очень помогает нам «Крестьянская газета». Вот она - да! Она - друг! Нам, товарищ дорогой, акушерский пункт надобно, ясли надо, нам амбар Антоновых надо под бабий клуб, амбар - хороший, бревенчатый, второй год пустой стоит».
Она стала считать, что ей надо, загибая пальцы на руках, - пальцев не хватило. Тогда, постукивая кулакам по столу, она начала считать снова:
«Раз, два...»
И насчитав тринадцать необходимостей, рассердилась, даже раза два толкнула меня в бок, говоря:
«Маловато вы, товарищи, обращаете внимания на баб, а ведь сказано вам: без женщины социализма не построить. Бебеля - то забыли? А Ленин что оказал? А Сталин что вам приказал? Не освободив бабу от пустяков, государством управлять не научишь ее! А у нас и уком и райком сидят, как медведи в берлоге, и хоть бей - не шевелятся! Только слов у них: «Не одни вы на свете!» А дело - то ведь, товарищ, яснее ясного: ежели каждая баба около своего горшка щей будет вертеться, чего достигнем? То - то! Надобно освобождать нас от лошадиной работы. Время нам надобно дать свободное. Я вот сюда третий раз притопала, сосчитай: вперед - назад сто двадцать верст, а за три раза - триста шестьдесят. Шутка! Это значит - полмесяца на прогулку ушло. Ну, ладно! Выговорилась я вся, допуста. Спать пойду. А ты мне укомцев - то настегай, не то в губном пойду. Эх, скорей бы зачисляли меня в партию, уж так бы я их встряхивала!»
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.