- Представь себе, - говорила взволнованная мать, - к мальчику придираются. Ему хотят испортить карьеру. А он такой впечатлительный. Он в состоянии погубить себя... Ты знаешь, он сказал мне:
«Мамочка, если я пропущу хотя бы один год, я умру». И он действительно умрёт. Он так честолюбив! Ты можешь себе представить, он получил «три», а ему нужно «шесть» - высшую оценку... И по какому предмету... По морали... Ты знаешь моего мальчика с детства, знаешь, какое я ему дала воспитание...
- Ну, ещё бы!
- Понимаешь, по морали. Прошу тебя, садись скорее! - И, сказав это, мадам Калиопи подвинулась, освободив для меня место в пролётке.
- Не будет ли лучше, мадам Джорджеску, если к учителю поедет сам господин Джорджеску?.. Знаете... господин Джорджеску - человек с положением... как отец... совсем другое дело... а я совершенно посторонний...
- О, что ты! Господин Джорджеску! Разве ты не знаешь, как равнодушен к своим детям господин Джорджеску? Будь на то его воля, ни Вергилий, ни Гораций не увидели бы университета. Мальчики остались бы даже без аттестатов зрелости. Ну, садись же.
- Я лучше пойду пешком, мадам Джорджеску.
- Господи! Зачем идти пешком, когда есть пролётка! Садись!
Мне ничего не оставалось делать. Я сел, и мы поехали.
- Куда мы едем? - спросил я.
- К учителю...
- Я не знаю, где он живёт.
- Я знаю... Это тебя не касается. Направо! - командует мадам Джорджеску и ударяет извозчика по правому плечу.
- Гони! Скорее!
Она бьёт извозчика по левому плечу, потом по правому, снова по правому, потом по левому и, наконец, вонзает конец зонтика ему в спину, и пролётка останавливается.
- Смотри, - говорит мадам Джорджеску, - видишь жёлтенький домик возле бакалейной лавки? Войдёшь во двор, и в глубине направо... Я подожду тебя здесь.
Я слезаю с пролётки и иду, моля бога о том, чтобы учителя не оказалось дома. Подхожу к его квартире, стучу. Но небо не вняло моим мольбам: господин учитель дома. «С чего начать? - думаю я. - Начну - ка издалека...»
- Друг мой Попеску! Странное впечатление производят наши школьные программы: всем предметам придаётся одинаковое значение, и это наносит ущерб развитию, то есть я хочу сказать, прогрессу, ибо что в конце концов хочет сделать школа из молодого поколения, которое жаждет... э - э... понимаешь... культуры, чтобы стать полезным обществу?
Учитель недоуменно смотрит на меня и ничего не понимает. Я продолжаю:
- Я, например, встречал немало нелепостей в наших школах. Я знаю детей с превосходными способностями, которых оставляли на второй год только из - за неудовлетворительных отметок по пению и физкультуре. Представь себе: потерять год из - за неспособности к пению или физкультуре! Это так же нелепо, как и то, что ты сам заставляешь одного молодого человека, склонного к изучению права, оставаться на второй год только потому, что он не силён в морали. Ну скажи: какое отношение имеет мораль к карьере адвоката, которую избрал себе этот молодой человек?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.