Я раскрыл окно в палисадник и, не зажигая света, присел у подоконника. Было уже совсем темно и очень тихо. И в темноте, искрящейся густо рассыпанными по небу звездами, сказочно мерцали тускло тлеющим, мертвым пламенем какие-то красные цветы в палисаднике. Потом где-то далеко-далеко запели, гармошка заиграла, потом скрипнула по ту сторону дома калитка, тихие шаги по двору, неясные голоса. И вдруг за углом дома явственный, чистый голос Анюты:

- Да не бойся ты, глупый... Ну чего ты? А? Другой, тяжелый мужской, голос ответил:

- Не боюсь я, Анюта, а стыдно мне. Думаешь, я уж и совесть потерял?

- А коли б я это думала, другой бы разговор был, Вася. Я тебя почти два года ждала и ни одной минутки такого не думала. Я другое думала...

- А что?

- Что? А вот то: знала - ошибся ты, оступился, как же я могла делать так, чтобы ты оступился еще больше? Я, когда за тебя замуж шла, видела тебя, и понимала, и знала, что ты хороший человек, да ведь беда и с хорошими бывает. А я ждала тебя, я в тебя верила, Васенька, милый... Ведь мне все уши прожужжали, все советовали разное, а я никаких советов слушать не хотела, я знала - придешь... Вот так, будто уехал куда на время, а потом вернешься. Я и ждала, верила, что вернешься... И Мишка ждал. Я ему сказала: отец на целину уехал работать, вернется - гостинцев привезет, машину заводную, велосипед. Вот и он ждал и сейчас все ждет, тоже мне верит...

- А я заводной-то машины и велосипеда не привез! - грустно отозвался Василий. - Экий я дурак, Анюта...

- Ты про это не говори, знать ничего не хочу про это. Зачем? Мне как тетка сказала, что ты приехал, - мне свет таким большим показался - испугалась даже, оробела... Уж очень большой свет стал, думаю, и не перейду я его от края до края. А потом весело стало. Знаешь, отчего весело? Да вот оттого, что он такой большой, просторный, хороший, и мы в этом свете будем с тобой двое, вот так будем идти и идти... идти и идти...

- А ты все такая же чудная, Анюта!

- Я не чудная, Васенька, я, может быть, страшно хитрая... Жизнь-то меня обмануть хотела, а я ее обманула: все вытерпела, все перемолчала, хоть молчать-то и трудно было.

- А как мать на меня посмотрит?

- А у матери разве не женское сердце? Ты и не думай про это, Вася, ты мне верь. Она меня перед людьми никогда в обиду не давала и сейчас не даст, ты для нее как сын родной будешь. И председатель наш про тебя заспрашивался. Как же! Такого тракториста потерял! Эх, ты-ы... горюшко мое! Ну пойдем в избу, Мишка-то уж, поди, спит и гость наш спит, а у матери в задней избе огонь горит. Ну пойдем...

На минуту наступило томительное затишье, и вдруг следом за ним басовито, чуточку охрипшим от сна голосом заорал в курятнике полуночный петух. Ему ответили разом двое в соседнем дворе, потом в другом, и пошло и пошло по всей Сосновке.

- Ну пойдем же... - сказала еще раз Анюта.

Василий ничего не ответил, но тут же раздались тихие шаги, и мимо окна прошли двое, прошли медленно, прижавшись друг к другу, и я успел заметить, как лежала на плече Василия белая рука Анюты. Но лица Анюты в темноте я не различил и в этот, последний раз...

Утром, чуть свет, пришла машина, и я уехал на полевой стан.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.