Амур

Вечером мы наловили рыбы и сварили тройную уху с запасом на утро. Но утром «запаса» не обнаружили, ведро из-под ухи валялось на берегу около катера. Кто же это похозяйничал? Мой напарник шагнул к катеру и тут же отпрянул назад. Да и было от чего – на сиденье, удобно устроившись, преспокойно спал медвежонок.

Разбуженный нашим шумом, ночной гость с ревом бросился прямо в воду и поплыл к берегу, там сел у хрустального водопада и сидел все время, пока мы кипятили и пили чай, с интересом наблюдая за нами. Путешествие наше подходило к концу, и мы охотно поделились с медвежонком запасами продуктов, оставив ему вполне приличный завтрак.

Уже в катере я рассказал своему попутчику еще об одной, вспомнившейся мне таежной встрече.

От Бичевой, поселка в среднем течении реки Хор, основанного украинскими переселенцами в начале века, я добирался на газике до «Южного». Проезжали места лесозаготовок – долины, поросшие ольховником и березой с редкими островками молодого кедрача. На пятнадцатом километре шел дождь, на тридцать втором его сменил снег, на сорок первом небо очистилось, и выглянуло солнце. А дорога все так же петляла по распадкам и склонам сопок.

Постепенно в этом однообразии начали появляться черты и черточки, сливавшиеся в нечто новое. Лес стал выше и гуще. Столетние кедры обступили машину со всех сторон. Мы поднимались вверх, в такой простор, с такой открывающейся за ним широтой горизонта, какую редко случается видеть. Мы поднимались, а мир за нашей спиной падал, и за этой опускающейся бездной из зелени вырастала во всю линию огромного горизонта величественная панорама сопок, долин, ущелий. Словно вырубленная гигантским топором, стояла стена скалы.

Мы были на Амбаньском перевале, который в народе называют тигриным.

Шофер почему-то вдруг сбавил скорость, и я не успел спросить, почему, как впереди, метрах в пятидесяти от «газика» увидел двух тигров, ленивой трусцой бегущих друг за другом. Отрывистые гудки машины, казалось, нисколько не смущали властелинов тайги – оглянувшись назад, они спокойно продолжали свой путь. Но вдруг тигр, который бежал вторым, встал поперек дороги и оскалил зубы. Вытянув шею и шевеля усами, двухметровый красавец долго принюхивался к незнакомым запахам и, как показалось, всматривался в наши лица, потом резко прыгнул с дороги в тайгу, лишь мелькнуло над землей полосатое тело. Его товарищ, покрупнее размером, еще несколько минут бежал по дороге, прежде чем скрыться в чаще.

Шофер дал полный газ. Мы стремительно проскочили место, где укрылись тигры. Но они и не собирались преследовать нас. Видимо, в тайге у них были дела поважнее.

В таежной гостинице, где мы тогда остановились, мой рассказ о необычной встрече не произвел на слушателей особого впечатления. Такие случаи, оказывается, здесь не редкость. Хорская тайга с древних времен была жилищем тигра. Сейчас в тайгу пришел человек. Но ведь возможно и мирное сосуществование?

...«Сидим в Николаевске-на-Амуре, куда прилетели на самолете, над совершенно дикими и дьявольски красивыми местами мы летели... Все, что здесь в крае творится, настолько необыкновенно... На этом материале можно делать десятки сценариев и романов, но факты действительности бьют всякий вымысел», – писал Александр Фадеев 24 сентября 1933 года.

Мимо этих «дьявольски красивых мест» плывем и мы. До Николаевска остается семьдесят километров. Миновав низменный остров, теплоход выходит на простор. Амур расплеснулся здесь широко, километров на десять. Кругом синеют гористые берега, горят желтым бездымным пламенем распадки между сопок, и трудно понять, куда бежит Амур, но знает капитан, куда, и держит курс на мыс. А из-за мыса выползает клубящееся белое облако и расползается по реке. Порыв ветра, второй, третий, и... загулял Амур. Посередине уже катятся огромные волны с белопенными гребнями. Запахло в воздухе надвигающимся штормом. А с николаевской набережной, заложив правую руку за борт офицерского сюртука, спокойно наблюдает за разбушевавшейся стихией основатель города Г. И. Невельской. Серебристый памятник стоит на взгорке перед управлением морского порта.

«Завоевание устьев Амура является одним из самых крупных шагов цивилизации», – писал о подвиге Т. И. Невельского А. И. Герцен.

«Первого августа я достиг мыса Куенга и здесь, в присутствии собравшихся из окрестных деревень гиляков и при салюте из Фальконета и ружей, поднял русский военный флаг. Оставив при флаге военный пост, названный мною Николаевским и состоявший из шести человек матросов при фальконете и шлюпке, я сам отправился дальше», – заносит в дневник Г. И. Невельской в 1850 году.

В годы иностранной интервенции Николаевск был почти полностью уничтожен, чудом уцелело только несколько зданий. «Николаевск сожжен, ему никогда не подняться из пепла», – такую судьбу предрекали городу белогвардейцы из Харбина.

А город есть. Неоновые огни на улицах. Зеркальные витрины магазинов. Это прежде всего бросается в глаза. Лишь потом видится то, что называется местным колоритом. Его создают рыбаки, моряки и речники, молодые бородачи, только что вернувшиеся из геологических экспедиций. Людской поток движется, спешит, штурмует столовые, рестораны, и тысячи уст повторяют главное слово города: «Путина».

...Дорога стремительно взбирается на сопку и так же стремительно падает в распадки, кружит у лимана, почти касаясь прибрежной полосы воды. Моросит мелкий дождь. Серым плащом стелется небо. Безлюдье – на огромном пространстве редко- встретишь человеческое жилье. Машина выскакивает в узкую долину, широким раструбом выходящую в лиман. На берегу – фигура рыбака. Седой красивый старик.

– Максим Емельянович Шульга, юнга с «Авроры», матрос Балтики, ныне бакенщик, – представляется рыбак.

И сразу же повеяло огненным дыханием семнадцатого года: красногвардейцы с ярко-алыми бантами, матросы в тельняшках, опоясанные пулеметными лентами. Гулкий топот ног у Зимнего дворца в ветреную осеннюю ночь...

– Я сам с Гомельщины, – продолжает между тем Шульга. – Долгие годы плавал на Балтике, демобилизовался, вышел на пенсию, но жить на Гомельщине уже не мог: привык к морю. При ехал в низовье Амура – лиман, что море, широк, разная рыба в нем водится...

Да, рыбный промысел – самый древний в здешних краях. И сегодня Нижний Амур славится рыбой.