Алло, «Звезда»!

— Товарищ капитан,— нарушил молчание Жукаускас.— Вот вы войну прошли... В бою что человек чувствует? В настоящем бою?

— Трудно сказать. Ты о чем — точнее?

— У нас еще в школе, помню, много спорили: можно ли воспитать в человеке готовность к подвигу? И нужно ли, если любовь к Родине есть? Ведь уже в ней — идея подвига... Кто-то на одной дискуссии Матросова упомянул. К слову пришлось, о нигилистах был разговор: может ли человек, который щеголяет в узких брюках — тогда эта мода только начиналась,— закрыть грудью пулемет? Говорили — нет. А я думаю — почему? Если, конечно, он по-настоящему Родину любит...

Капитан неопределенно качнул головой.

— Дело, конечно, не в брючках или бородке... С вышки десятиметровой прыгал в бассейн? — неожиданно спросил он.

— Не приходилось...

— Прыгнешь? Не струсишь?

— Прыгну, наверно...

— А ты как-нибудь попробуй. Коленки подрожат, хотя, казалось бы, пустяк...

— Если нужно будет — прыгну,— сказал Жукаускас.

Капитан усмехнулся.

— В том-то и дело: может, прыгнешь, а может, и нет. А вот если хоть раз прежде прыгал — наверняка не струсишь. Понимаешь? Мало одной уверенности в себе, нужна еще тренировка. Тренировка к подвигу, к исполнению долга — воинского, гражданского...

Сильный порыв ветра обрушился на машину, и спустя мгновение что-то коротко и жестко стукнуло по крыше, проскрежетало, скатываясь вниз.

Наступила тишина. Скосырев сжал наушники руками:

— Алло, «Микрон», я «Звезда», я «Звезда»! Как меня слышите?.. «Микрон», «Микрон»...

Он поднял побледневшее лицо.

— Нет связи!

Они выскочили из фургона. Снег сек лица. Высоко и многоголосо пели тросы антенн, дробя стремительные потоки воздуха. К ним примешивались другие звуки: ветер закручивался на углах машины, со свистом и шелестом обтекал радиатор, подвывал в полузасыпанных крыльях. У самых колес лежала вершина мачты.

— Говорил — проверь крепления! — крикнул Войтенко.

И откуда-то издалека отозвался голос сержанта: