Эту идею «подкинул» мне молодой парень, экскаваторщик. Не знаю его имени, но отлично помню, какой у нас состоялся разговор лет пятнадцать назад на железорудном карьере.

Я стоял над карьером и смотрел, как работает шагающий экскаватор. Сознаюсь, проделывал я это не один раз, да и теперь, когда подвернется случаи, не прохожу мимо. Есть что-то захватывающее в этом зрелище, все как-то сразу очеловечивается: зубастая пасть вгрызается в породу, откусывает кусочек тонн этак в двадцать пять, тащит его на стометровой своей шее, высыпает на железнодорожную платформу, та приседает, как игрушечная, на стальных рессорах, а он неутомим, этот труженик-гигант - знай себе откусывает и тащит, откусывает и тащит... В общем-то, ничего хитрого, но глядишь на этот «пейзаж с экскаватором» - смещаются все планы и масштабы, и дивишься в сотый раз, и в сотый раз приходит в голову гоголевский вопрос: «И кто тебя выдумал?» Не знаю, какой образ увидел бы Николай Васильевич Гоголь в этой чудо-машине, а я просто стоял и смотрел час или два, до обеда, пока не остановилась передохнуть эта махина, а экскаваторщик не вылез из кабины.

Вылез он очень буднично - с кефиром и «городской» булкой. Должно быть, из кабины он видел ротозея, которым был я, и теперь, поглядывая на меня с юморком, прихлебывал из бутылки. Что касается меня, то я смотрел на него, как пацан на пожарника. Набравшись храбрости, я подошел.

Тогдашний мой возраст давал преимущества, и я сразу выпалил сто тысяч «почему», которые, как я теперь понимаю, сводились к одному: как делают эту чудо-машину, рядом с которой человек меньше муравья?

- Так она сама себя делает, - сказал экскаваторщик, не моргнув. - Ну да, как ни верти, а так оно и выходит. Мы добываем руду, правильно? Из руды делают металл, правильно? Металл... - В это время ударили в рельс, обед кончился, - Ну вот что, садись на эту плацкарту, - парень показал на железнодорожную платформу, груженную рудой, - садись и поезжай прямо на завод...

Я действительно совершил экскурсию на завод, правда, не тем оригинальным способом, который предложил мне экскаваторщик, и было это пятнадцать лет спустя...

О том, что есть в Свердловске Урал-машзавод, знает каждый. Но не каждому известно, например, что ежедневно так или иначе нам приходится иметь дело с продукцией этого завода, часто мы этого просто не замечаем. Однако доказывает это объективнейшая из наук - статистика. Вот несколько, как говорят, сухих цифр, которые с документальной точностью доказывают это. 75 процентов руд, дающих черные и цветные металлы, перерабатываются на дробилках, мельницах и агломерационных машинах с маркой «УЗТМ»; 80 процентов нефтяных скважин бурят установки, изготовленные в цехах Урал-маша; 75 процентов чугуна плавится в доменных печах, оборудованных рабочими завода; четвертая часть всего металлопроката страны выпускается блюмингами Уралмашзавода. Такова статистика.

Если вы попадете на завод, у вас будет достаточно причин для удивления. Уралмаш, конечно, поразителен по своей территории - в сущности, это целый город, и нужно быть хорошо тренированным велосипедистом, чтобы объехать все его цеха. Но главное - поразителен он размерами машин, которые выходят из этих цехов. Впрочем, это не совсем точно: машины не выходят из цехов завода - не придумано еще транспорта, который мог бы погрузить такую махину в собранном виде. Из ворот завода каждый день выходят железнодорожные составы, груженные частями машин, которые затем монтируют на станции назначения.

Если вы попадете на завод, то увидите людей, профессия которых, казалось бы, никакого отношения к машиностроению не имеет, - геодезистов. Но без них здесь не обойтись: детали машин настолько велики (например, поворотная платформа экскаватора - на ней могут играть в волейбол две команды), что их прямизну проверяют и корректируют геодезисты. Вы увидите и то, как станки подвозят к деталям, которые надо обработать (тот самый случай, когда гора идет к Магомету). Вы увидите портальные краны, которые в несколько ярусов, как в поднебесье, ходят под сводами цехов, перетаскивая детали и слитки в сто с лишним тонн. И увидите недавно построенный блок цехов сварочных металлоконструкций, который, в сущности, представляет собой целый завод, хотя по объему это не такая уж большая часть Уралмаша. Сюда поступают заготовки в виде листа. Отсюда выходят готовые, покрашенные детали. Руководит этим блоком цехов главный сварщик завода Николай Рыжков. В двадцать четыре года он был начальником цеха. Сейчас, когда ему едва за тридцать, он руководит шестью цехами. Как видите, молодость и опыт - вещи совместимые. Даже при беглом знакомстве с Николаем Рыжковым поражаешься объему его профессиональных знаний и умению быть в курсе всех производственных проблем. Я даже подумал, что он видит свое производство, как гроссмейстер шахматную партию. Сейчас, помимо своей основной работы по выпуску продукции, блок цехов занят проблемами комплексной механизации и автоматизации сварочных процессов. Глядя на их умелую и изобретательную работу, создается впечатление, что такая привычная операция, как сварка, - самый главный процесс в тяжелом машиностроении. Впрочем, это впечатление «самого главного процесса» создается, когда видишь работу во всех цехах завода. Каждый - инженер или рабочий - кажется незаменимым на своем месте. Дело здесь не только в высоком профессионализме, но и в отношении людей к работе. Творчество - вот что, пожалуй, отличает каждого рабочего Уралмаша. Не случайно поэтому каждый год в дирекцию завода поступают тысячи рационализаторских предложений. В кузнечном цехе, забыв о времени, я два часа смотрел, как работает парень у десятитысячетонного пресса, смотрел с восхищением, как когда-то в детстве на шагающий экскаватор в карьере. Здесь не надо бояться громких слов: человек был прекрасен. Освещенный красным заревом металла, он работал легко и красиво, точно играл раскаленным семидесятитонным слитком; он управлял прессом и одновременно давал команды на кран, который кантовал слиток, точно это был драгоценный самоцвет в руках ювелира. Послушный его движениям, пресс быстро и точно обрабатывал слиток металла, который сминался в его тисках, как пластилин под пальцами. Это - удивительное зрелище. Но больше всего я смотрел на парня: в его легких и уверенных движениях был тот артистизм и кажущаяся небрежность, которые в искусстве отличают настоящего мастера... Когда работа была закончена, он озорно, по-мальчишески свистнул зазевавшейся крановщице. Не знаю, полагается ли по технике безопасности свистеть, но я почему-то подумал в этот момент о мастере-художнике, который может себе позволить даже в серьезной работе одну «легкомысленную» линию... Я подошел к нему. Виталий Баянкин. Кузнец восьмого разряда в свои двадцать пять лет. Комсомолец. Окончил свердловское техническое училище. Завод, кузнечный цех, пресс-гигант. Потом армия. В армии стал радистом. Хорошим радистом. Но после службы вернулся к своему прессу. Старая любовь не ржавеет. Хорошо, когда человек любит машину, еще лучше, когда эта любовь взаимная, - во всяком случае, есть гарантия, что это «на всю жизнь». Во время разговора Виталий любовно поглаживал стальные бока пресса, и, по причинам вполне понятным, я не спрашивал, почему он выбрал эту работу.

Я не спрашивал об этом и у других рабочих завода: у Владимира Васильева, который после десятилетки пришел на завод учеником, и дело обернулось так, что через год он стал основным рабочим (есть такая должность) на карусельном станке: я не спрашивал об этом у Тамары Зуевой, совсем молоденькой девушки, похожей на актрису-травести, но здесь она занимается совсем не детским делом - «командует» генератором, который дает энергию на сорок постов сварочного агрегата; я не спрашивал об этом у сотен инженеров и конструкторов, работающих в НИИ завода, где создаются контуры новых машин... Не спрашивал потому, что видел: их работа говорит сама за себя.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.