Весенняя пора, капитанская бессонница...

Некогда довелось и мне две навигации ходить в команде теплохода. С тех давних лет городская весна с мокрым, грязным снегом, веревочным ограждением тротуаров, об асфальт которых со звоном дробятся сбитые дворниками отяжелевшие сосульки, с афишами о проводах «Зимы - 74» кажется мне какой - то бесхарактерной, вялой. Мне вспоминается затон, готовящий к первому рейсу суда. Капитаны, одетые не по форме, больше похожие на рабочих - судоремонтников, в сотый раз придирчиво и требовательно ревизуют свое «хозяйство». Уж, кажется, все блестит, все подновлено, пригнано, покрашено, надраено - так нет, опять заглядывают в каждую дырку. Тут не столько беспокойство, сколько желание чем - то занять, укоротить время до той желанной минуты, когда отшуршат последние льдины и над речным половодьем попробует голос судовая сирена. Вот в эти - то последние преднавигационные дни у капитанов, умеющих мгновенно засыпать после нервной ночной вахты, появляются признаки недолгой, до торжественного подъема флага, бессонницы.

Чем дольше знаешь Волгу, тем труднее о ней писать. Кажется, будто повторяешься - да отчасти так оно, наверное, и есть! - будто говоришь о ней то, что всем давным - давно известно. Пусть один сроднился с ней, для другого она лишь пестрый набор осевших в памяти песен, страниц учебника, газетных заметок, кадров кинохроники. Но где сыщешь у нас человека, который вовсе не слыхал бы о Волге!

Для меня Волга - три с лишним десятилетия, когда палуба теплохода сменялась котлованом гидростанции, приволжское село - лагерем археологов на дне будущего моря, стапели «Красного Сормова» - волжской дельтой в пору цветения волшебного лотоса. Я помню первый самосвал, сбросивший ношу в проран перекрываемой плотиной реки, помню и последних волжских «американцев»: то были странные пароходы с гребным колесом за кормой. Суда подобного типа водил некогда по Миссисипи лоцман Сэмуель Клеменс, будущий великий Марк Твен. Построенные нижегородскими пароходчиками еще в прошлом веке, заднеколесники пенили воду первые послевоенные навигации, когда волжский флот, разреженный фашистскими минами и бомбами во время Сталинградской битвы, еще залечивал раны.

Нет другой великой реки планеты, которая за последние двадцать пять - тридцать лет изменилась бы столь разительно, как наша Волга. Изменилась, оставаясь неизменной в коренной своей сути. В нашем сознании она по - прежнему Волга - матушка, главная река Отечества, олицетворение шири, удали, силы народного характера. Так было, когда скользили по Волге струги Степана Разина, так остается в дни, когда понеслись над водами суда на воздушной подушке и научно - техническая революция меняет на больших и малых реках многие представления и понятия.

Еще до проталин, до весенней капели десятки, как не сотни тысяч людей стараются запастись билетами на волжские маршруты до Ростова, до Астрахани, до Перми. И вот что выходит на поверку: в массе своей это одни и те же люди, да и билет они частенько норовят получить на теплоход, который давал им приют уже не одну навигацию. Так что же это за консерватизм: одинаковое судно, наезженный маршрут!

Маршрут тот же, да Волга - то разная! Вся в движении, в переменах, она каждый год к знакомому, узнаваемому, привычному приплюсовывает столько нового! Знаток лучше ощущает перемены, радуется им, а бывает, и печалится, когда уходит полюбившееся, дорогое.

Последние годы я часто ловлю себя на мысли: от той Волги, которую когда - то увидел впервые, осталось, наверное, меньше, чем пришло нового. Впадала в одно море, получила выход в пять. За семью плотинами разлилась семью пресноводными морями. Спрямив фарватер, эти моря укоротили Волгу на полторы с лишним сотни километров. А новые города! А дивно похорошевшие набережные старых! А мосты! А... Но перечислять вот так можно без конца, и перечень перемен окажется столь же длинным, как волжский путь...

В облике Волги само время выделяет какую - то главенствующую черту, свою основную примету. С начала пятидесятых Волга грезилась нам каскадом, рождающим море, нет, целый океан энергии. Бетонные утесы мощнейших волжских ГЭС как бы заслонили от нас не только чарующую красоту Жигулей, но и вереницы судов, столетиями бывших главной приметой волжского пейзажа. А между тем именно в эти годы в тени плотин не очень броско и заметно как раз и началось подлинное техническое перевооружение всего великого транспортного конвейера Волги, и его можно сравнить разве что с тем переворотом, который в Сере время произвели первые пароходы, шедшие на смену бурлаку и парусу. Но об этом - в своем месте.

Однажды мне пришлось смотреть на Волгу, если хотите, глазами протоколиста. Перед открытием Волго - До - на, задуманным, как всенародное торжество, соответствующая высокоавторитетная комиссия нашла, что именно мне следует срочно написать путеводитель по Волге и открывающемуся каналу. Тщетно я отнекивался, уверяя, что никогда в жизни путеводителей не писал и не представляю, как это делается. В помощники мне определили опытных капитанов. Пришлось как бы препарировать Волгу, всматриваясь, что именно открывается за мысом по левому борту, и чем приметно вон то разметнувшееся по косогору старинное волжское село, которое мы увидим, если посмотрим направо.

Эта развернутая в панораму серия как бы моментальных волжских снимков летом 1952 года очень помогла мне, когда в последнюю свою волжскую поездку стал я в поисках главных, определяющих черт Волги девятой пятилетки вспоминать и сравнивать. Заглядывая в старые записные книжки, листая давний путеводитель, поражался, как огромно, как значительно то, что Волга получила с тех пор от народа и чем она успела отблагодарить народ.

Будем откровенны: мы поостыли сегодня к плотинам и водохранилищам. Странными, даже несколько нелепыми кажутся еще сравнительно недавние восторги по поводу того, что рукотворное море разольется на столько - то километров, заставит перенести на новые места столько - то населенных пунктов. Теперь, узнав о закладке новой гидростанции, ревниво прикидываем: позвольте, ведь придется вырубать леса, под воду уйдут луга, пашня, поляны!

А недавно на встрече ученых и писателей один мой молодой коллега договорился до того, что, мол, сооружение каскадов, подобных волжскому, - насилие над природой, чуть ли не близорукость технократов.

Я слушал и думал: он просто не слышал неумолчного скрежета расставленных тут и там землечерпалок, дни и ночи расчищавших фарватер среди бесчисленных мелей и перекатов. Не мог зацепить памятью тускло, в полнакала горевшие лампочки на маленьких пристанях. Не застал деревянных мельниц захудалого жигулевского сельца Отважного - как раз на его месте высится теперь здание гидростанции имени В. И. Ленина.

Да, верно, водохранилища, отодвинув друг от друга «левитановские» берега, не везде украсили пейзаж Волги. Вероятно, можно было бы избежать и затопления части ценных угодий. Мир тогда не излечился еще от дурной болезни небрежения к природе, ее ресурсы казались многим практически неисчерпаемыми. Однако и в те годы преобразование Волги неизменно мыслилось как процесс двуединый: воды искусственных морей должны были помочь орошению засушливых степей Заволжья, в конечном счете вернуть больше, чем поглотить.

Волжская энергетика пятидесятых опережала и должна была опережать остальные работы рассчитанного на десятилетия единого комплекса Большой Волги. Мировое первенство своих гидростанций по мощности Волга передала лишь сверхгигантам Сибири, кстати, возведенным с учетом волжского опыта. Преобразованная Волга стала опорой Единой энергетической системы европейской части страны, одной из крупнейших энергосистем планеты. И насколько же это ускорило бег времени в народнохозяйственной орбите Волги, где развитие многих важных отраслей с годами неизбежно стало бы сдерживаться голодным энергетическим пайком.

Право, не стоит шарахаться из крайности в крайность! Природу надо любить и беречь, ее охрана поручена теперь не только общественности, но и закону. Однако не заставляет ли нынешний энергетический кризис, основательно потрясший экономику некоторых весьма развитых стран, увидеть волжский каскад не только глазами природолюба!

Мало того: океан энергии, который дает Волга, рождается вечно возобновляемым самой природой источником. Нефть и газ, сожженные, либо переработанные сегодня, не возникнут завтра в земных недрах. Воды же, вращающие турбины волжского каскада, отработав свое, поступают в природный кругооборот, и большая часть их будет работать снова и снова. Значит - сбережение природного топлива, что было особенно важно до недавних открытий большой нефти и газа Сибири. Это все элементарно, но разве не забываем мы порой именно об элементарном!

Плановая народнохозяйственная переориентация после этих открытий вызвала появление на волжских берегах таких тепловых сверхгигантов, как Конаковская и Костромская ГРЭС. В девятой пятилетке каждая из них превзошла мощностью крупнейшие волжские гидростанции. Теперь в одну упряжку запряжены газ, вода, мазут! И вот что важно: эта кооперация позволяет гидростанциям работать с нагрузками, наиболее благоприятными для сохранения природного режима вод и берегов.

Волжский каскад помогает нам решать трудные энергетические проблемы, связанные с научно - технической революцией. Не будем же считать чрезмерно дорогой платой за него нехватку балыков и черной икры, затопленные уголки зеленой поймы, портящие пейзаж карьеры, откуда брали камень для гидростанций. Осетровых рыб помаленьку разводят, а несколько месяцев назад рукава и притоки волжской дельты перекрыла плотина уникального Астраханского вододелителя, построенного специально для того, чтобы умножать рыбные богатства Волги и Каспия. Поистине грандиозные программы оросительных работ текущей пятилетки превращают в нивы и пастбища многие десятки тысяч гектаров, получающих воды волжских морей. И о карьерах подумали: часть закрыта, а некоторые засыпают и озеленяют.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.