Начать с того, что он никак не мог вспомнить, где находится метро «Сокол». Это уж слишком. Утверждать теперь, что последние шесть лет он ездил на работу именно к этой станции, было бы просто самонадеянно; Скорняков это понимал. Он открыл глаза. Печка еще не разгорелась, «только потрескивала многообещающе; Солодков сидел у рации, накинув на плечи энцефалитку, и терпеливо выуживал из эфира все, что относилось к 76-й изыскательской партии, партии Скорнякова; Левинсон спал, накрывшись с головой. Утро как утро. Бог с ним, с «Соколом»; пора вставать. Он выполз из спальника, натянул казавшиеся жестяными сапоги, подошел к пологу, обозначавшему дверь палатки. Поглядел на Солодкова. Тот резво стучал ключом, перекладывая левой рукой разноцветные листки радиограмм, - это завхоз всегда писал свои депеши на этикетках от консервов: «Завтрак туриста», «Баранина с гречневой кашей», «Скумбрия, бланшированная в масле», - привычка. Скорняков отодвинул тяжелый, набухший полог - за ним тоже не было ничего нового: черное пятно прогоревшего костра под лиственницей у входа в палатку, туман над марью, глухое бормотание ручья - до него сто метров, «один пикет», как с профессиональным щегольством сказал бы Солодков.
- Вертолета сегодня не будет, - сказал Солодков, снимая наушники.
Левинсон сразу же проснулся; свесил руку вниз, под раскладушку, нащупал транзистор, включил.
- В Москве два часа шесть минут.
Начинаем радиопрограмму «Маяка» и «Юности» для строителей Байкало-Амурской магистрали! - Пауза, щелканье, шуршание и задушевный голос: - «Для того, чтоб по рельсам, по рельсам поехать, надо раньше, надо раньше по шпалам пройти...»
- Керосина хватит у нас дня на три, не больше, - сказал Скорняков.
- Пойдем на трассу по шпалам...
- Еще вот что, - сказал Солодков. - Побожий радировал Рыбаку, чтобы тот передал нам координаты отметок пономаревского хода. Пока не передавал.
- Ясно. Ну, ты готов, Саня!
- Вполне, - ответил Левинсон. Сначала лиственницы осыпали их росой и дождем мокрых игл - вездеход шел напролом, они стояли в кузове, держась друг за друга, их швыряло вправо и влево, лязгали траки, а деревья беззвучно падали вперед, под гусеницы, и лишь тяжелая влага, таившаяся в ветвях, казалось, на мгновение повисала в воздухе - там, где только что была крона, - потом она обрушивалась вниз, на их лица и плечи; вездеход шел напролом; молодые лиственницы, подмятые им, вздрагивали, отрывались от земли и медленно распрямлялись; те, что постарше, больше не поднимались. Туман рассеялся, выглянуло солнце - ненадолго, деревья беззвучно падали вперед, шуршали иглы, скатываясь по плечам и спинам. Пятый месяц вот так, каждый год вот так, но к этому не привыкнуть.
Распадок. Ручей. Желтая бледность карликовых берез. Багровое пламя зарослей голубики, уже тронутой утренниками. Голубоватая зелень мха. След сохатого. След топора. След человека.
Трасса.
- Все, - сказал Скорняков и хлопнул ладонью по крыше кабины. - Приехали.
Застрекотала «Дружба», затюкали топоры - готовили пикетные столбики, ушли вперед рубщики, следом за ними уходил Левинсон; начали. Право, лево, хоп! И дальше. И дальше. И дальше. Первая теодолитная стоянка. Вторая. Третья... Мелкий лес - чапыжник и стройные лиственницы, сухой косогор и чавкающая марь. «Быстрее, ребята, - нетерпеливо сказал Скорняков. - Я по колено в воде стою». Право. Лево. Хоп. Неяркий костерок, торопливый обед - и дальше.
Тяжелее всего им достались первые десять километров. То было еще весной, в мае. Участок был лесистый, фотопланы врали. Отобьешь трассу, наколешь продольный профиль - не то. До ночи рассчитывали варианты, каждый километр перебивали по три, по четыре раза. Наконец, десять километров положили. Засиделись допоздна, камералили. Все партии кругом рапортовали, а ведь тоже хотелось: комсомольско-молодежная партия, первый год работы. Когда выключился свет, работы оставалось самая малость. Зажгли свечу. Над столом сбоку висели лекала; они занялись сразу. Накануне выпал снег, придавив крылья палатки. Ободрали руки, но палатка сгорела дотла, а с нею - результаты работы, рация, ну, и все остальное. Да, еще гитара. Тогда Скорняков еще играл на гитаре. И пел.
- Через два дня подойдем к Олангро, - сказам Скорняков. - Последние километры трассы...
- Ну, а ты вспомнил, где находится метро «Сокол»!
- С трудом.
- Все равно это пригодится не скоро...
Они работают вместе недавно, начальник партии Владимир Скорняков и старший инженер Александр Левин-сон; надо ли говорить, что знают они друг друга давно! Не знание друг друга и не сходство характеров помогают людям работать вместе, а общая цель, общее понимание этой цели.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
С начальником комплексной экспедиции Московского государственного института по проектированию железных дорог Александром Алексеевичем Побежим беседует специальный корреспондент «Смены» Лина Тархова